Сибирские огни, 1925, № 3

иций вихрь. Никто не прерывал Акима. Молчали спокойно-сурово, только грозные перебежки взглядов спыхивали, как зарницы в жаркой ночи. — Их работало в затоне сорок человек. У барака стены были гн лые, щелястые, пол земляной. В первую жу ночь, как их пригнали в з а ­ тон, чуть не замерзли все от мороза, только и спасло, что спали тесной кучей. Сложили из старых кирпичей печку, ледяной водой из проруби месили мерзлые комья глины. Глина не расходилась в воде и мяли ее бо­ сыми ногами прямо на ветру, а потом обтирали замызганные ноги сне­ гом. Но печка вышла плохая, так как кирпич был старый, переложенный не один раз. Печка дымила, топили ее много—иначе в бараке бы не жить. Редкий день проходил без угара. Самое скверное было то, что не было горячего: из завода дали только ржаных буханок да солонины. Пи­ ли снеговую воду, всегда сырую, терпкую, противную воду. Хворь подо­ шла быстро, как только начали возку бревен. Сначала урчало в животах до зуда во всем теле, бросало в жар к ночи. Перемогаясь, тащились в лес. Главный надсморщик был свиреп и носил с собой кожаную плетку-ко- роткохвосгку с пулькой на конце. Чуть зазеваешься,—хлестнет, смею- чись, будто легонько, а пулька продерет вмиг старый залашенный полу­ шубок и больно- ожгет тело, будто до самых костей. Сразу прикрутило пятнадцать человек. С каждым днем стали они работать все меньше, и как не орал надсморщик, они, скорчась, бросали пилы и топоры и, тря­ сясь всем телом, онемевали на карачках над снегом... Каждый почти день стал приносить нового больного: кто исходил поносом, кого трясла и жгла лихорадка, а некоторые зараз обеими хворями заболели сразу. Та­ ких в два дня изматывало так, что нельзя было узнать. В огневом жару в корчах умирали, хрипло молясь, проклиная—и застывали жалкие до стона, скрючив изглоданные болезнью, давно немытые тела. Надсморщики все убежали. С ними посылали слезную просьбу при­ слать лекаря. И как ждали лекаря! Выбегали на пустынную, мертво-бе­ лую равнину Оби, и смотрели, не покажется-ли кибитка. Посылали хо­ доков к начальству. Оттуда велели скорее кончать с бревнами, а лекаря обещали послать. Но его все не было. Вскакивая чуть свет затапливать печку, видели на нарах новый труп, рядом с которым проспали ночь. Сначала копали могилы для одно­ го, потом стали копать в «запас», очередного «упокойничка» ждали и хоронили потом по четверо-пятеро. Умирая, глядели воспаленными глаза­ ми в черный от дыма потолок барака и в последней дрожи жизни посы­ лали проклятие городу на другом берегу Оби. Аким, обводя всех мигающим, усталым взглядом, говорил все тише, точно придавленный страшной тяготой еще не обсохших от времен вос­ поминаний. — Вот... э т т а намеднись и прикатил лекарь... яшшик с им в санях... ху...у...у! Игде, бает, боляшшие? А мы с товаришшем-упокойничком яму последню заравнивам... Сами чутьдыхать могем... Игде, бает, показывайте... А мы: «да нетути боле боляшших-то, мы вот токмо останные»... Ен ка-ак взматерится: ы ых вы таки-сяки... А мы и поперли вслед ему сюды... Здеся- жа я одиново и осталси... Сеньча вдруг надрывно охнул... С дикой силой ударил кулаком об стол... Подпрыгнули, зазвенев чарки... Сеньча же, раздув ноздри, бил себя в грудь: — У нашей братвы чо по две жисти? А?.. Онна, вить, жисть, да и та задрана!.. Заяц и то живет краше... Пристрелют и в сани положут, под ковер.. Хто хужей нашего живет, хто-о?