Сибирские огни, 1925, № 3

сов, неугомонно висящей в воздухе матершины маркшейдеров и подряд­ чиков, постоянной оглядки, боязни увечья, от бесконечного одуряющего ра­ бочего дня до самой темноты—-так тянуло неодолимо каждый пятак, от ­ тягивающий карман, снести в Катькин шинок. Как цветущий остров среди ураганных бурь, тянул он всех к себе всем своим гостеприимным обихо­ дом, теплым домовитым духом сырости, о чем так натосковалась душа каж ­ дого бергала1). Обе комнаты были полны народу. Пили и огневую самокурку, и хме­ левую пенистую Катькину брагу. Сеньча Кукарев и Василий Шубников наперерыв угощали понурого человека в рваном зипунишке. Его желто-сизые щеки будто всосало под скулы, а светлые глаза глубоко ушли в темные, обострившиеся глазницы. Его узкая спина походила на цыплячью: когда он дышал, поднимались его выдающиеся лопатки, а сморщенная тонкая шея жалко и боязливо разду­ валась, а около впалых висков дрожал и бегал трепетный мускул. Тело его было щуплое, будто вовсе без соков, и невозможно было узнать, сколько ему лет. Только русые мягкие волосы на голове говорили о его молодости. Он жадно тянулся к просовому пирогу, но Сеньча со строгим лицом отрезал ему только небольшой кусок. — Нельзя, брат, никак невозможно. Пожрешь вдосталь сра зу—и околеть не диво... Вот винца ищо глотни... Из ево гля внутренности поль­ з а большая. Василий Шубников зачем-то подул на чарочку и поднес ее к бес­ кровным губам. — Пей-кась... Звать-то тебя как? — Аким Серяков... Сеньча спросил,- что-то соображая: — Давно ты из Бобровского-то затона пришел? Голос у Акима слабый, на краю стола уже не слышно. Говорил он с передышками, полузакрыв глаза. -— Вчерась пришел... Нас двое токмо в живых-то ооталося... Все п е ­ ремерли... А доседова я один дошел... Другой-от, товариш, значит, мой до городу дошел, в завод доплелси, да ка-ак грохнется, о зем... В гошпи- таль ево, знамо, поташшили. Смахнул волосы со лба и сказал вяло: — Тамо ему и скончание было. Видно, нутро-то шибко переболело, сила-то уж была останная... Вот и кончился ввечеру... Подсел поближе Марей и еще кое-кто... Марей, оглаживая заскоруз­ лой ладонью корявые щеки и широкую жесткую бороду, глянул на Акима спокойными своими глазами: — Выходит, один ты и уцелевши? Все померли? — Все... Померли—да... Два без малого месяса хворь трепала., вот и померли... И Аким Серяков, чуя, как огневая влага будто выправляет в изму­ ченном его теле дряблые жилы, начал свой рассказ. Его обесцвеченное лицо дергалось, тряслась русоволосая голова, бессильно сжималась кулаками. Один за другим грудились вокруг него внимательно-суровые лица, и многие глаза из-под схмуренных бровей ловили каждое движение его тощего тела. Старались тише дышать, чтоб лучше слышать, но мерные эти вздохи веяли вокруг Акима, как ветровые взмахи, как теплый, грею- 1) Бергалы—горнорабочие.