Сибирские огни, 1925, № 3

— Ах... как ты! Гаврила Семеныч бешено крикнул, грубо подавшись задом в ее сторону: — Заткни уши—не слышно будет! Его дряблые синеватые щеки тряслись и вздувались от яростной слюны и одышливого крика. Когда задохнулся, даже высунув, как показалось Сте­ пану, черный и гнойно-грязный от брани язык, Степан сказал деревенелыми губами: — Веринька... мне люба... невеста моя... Гаврила Семеныч дико расхохотался, покрыв собой визгливый хохо­ ток жены и рокочущий смех гостя. -г- Ах, ты-ы... Наказания достоин, а лезет с просьбой. Пшел!.. Уже утомясь, нетерпеливо кричал кому-то в дверь, широко, как-то в бок, к уху раздирая синие губы: — Дать ему... полсотни розог... Еле пропустив Степана, бледного, как холст, с пустым взглядом, Ве­ ринька ползала на коленях перед раздышавшимся Гаврилой Семенычем. Ло­ мала маленькие руки с черными точками иголок на пальцах: — Ваше превосходительство... Отмените... слезно прошу... Больно сие... полсотни... Ваше превосходительство... Майор, щуря глаза на ее покатое, хрупкое, вздрагивающее плечо, лу ­ каво погрозил пальцем: — А к чему себя несмеяной царевной держать? Сие вовсе не к лицу! Веринька и не слыхала его слов. Ее бледное лицо подергивалось, круп­ ные тяжелые слезы стыли на щеках... Ваше превосходительство... я... я... прощенья прощу... прошу... кла­ няюсь... Белыми кудерьками припала к полу возле блестящих сапог Тучкова — Ваше... высоко... ко... бла... г... городие... простите... кланяюсь... Тучков, улыбнувшись, похлопал ее по плечу. — Н-ничего нельзя... пусть на будущее твой любезный должность свою помнит. Ха, ха... Марья Николаевна вдруг вскрикнула звеняще и высоко: — Да что она тут?... Господи, сие непереносно!, трагедии в гости­ ной собственной! Уйди, уйди... не раздражай, после скажешь... Гаврила Семеныч уже отдышался. Держа руку у бока, чтобы утихоми­ рить сердце, прикрикнул вмеру строго, боясь опять распалиться: — Ступай, ступай! Бога благодари, что тебя на хлеб-воду не поса­ дили. Иди, иди!.. Веринька поднялась, сгорбившись и закрыв лицо трепещущими рука­ ми. Шатающей походкой, поматывая тяжелой, точно свинцовой от плача, головой, вышла из комнаты. А майор Тучков, сев поудобнее, начал смакуя рассказывать очеред­ ную столичную сплетню, что узнал недавно из письма приятеля. В Катькином шинке из-за смеха и гула голосов не слышно свиста весенней метели, что гонит теплынь, шумную оттепель, когда удицы бар­ наульские обращаются в топкую черную жижу, откуда с проклятием вы­ таскивают ноги напомаженные щеголи, старшие канцеляристы главной конторы. Воздух у Катьки домовитый, пахнет всегда свежим хлебом, мытыми половиками, сытым тараканом и еще чем-то близким всем и родным. По­ тому от гуда и визга завода, от непросыхающей грязи заводских корпу­