Сибирские огни, 1925, № 3
сок паштета, с приправкой из маринованных рыжиков и белых грибов, пирожки слоеные с вишеньем, бутылочка малая розового аглицкого Jockey Club. Гаврила Семеныч редко за время писания рапорта не скушает всего. Воровато-тихонько звякая ножом по тарелке, плотоядно щурясь, проже вывал сочное бужениное мясо, запивал, причмокнув, маленькой рюмочкой Jo ckey Club’a, выпивал еще,—некоторое время блуждая улыбающимися глазами по потолку, где в позапрошлый год живописец-француз написал затейливо и пестро рыцарскую охоту. Получив подкрепление своим силам, Гаврила Семеныч, строго поднимая губу к носу, шел к столу, перелистывал отчеты и, промахавшись вдоволь над белым листом, писал трясуче, мелко, так лепя строку к строке, что главный секретарь пыжился потом от нетерпенья и злости, разбирая его почерк. ........................... «А еще имею доложить, что зело усердно идет украше ние и восполнение града нашего, кой в 1793 г. великие напасти от на воднения получил и на Нидерланды, к ужасу нашему, походил. Многое число новых зданий имеем мы намерение строить, по плану,весьма муд рому, мной собственноручно исправленному и проверенному совокупно с бывшим здесь тогда немецким зодчим». . . . «Мастеровых людей у нас запас самый наижелательный, десятки ты сяч имеет град наш, с принадлежащими ему местностями, в распоряжении своем. Народ наш трудолюбием, неприхотливостью и отменной почтитель ностью к лицам начальствующим отличается и о священной и драгоцен ной жизни императора нашего и самодержца Павла 1 денно и нощно мо лит господа всеблагого и многомилостливого...» К пяти часам утра Гаврила Семеныч кончил и, прежде чем итти спать, внимательно и торжественно перечитал рапорт. Читал почти вслух, высоко поднимая брови и далеко отставив под стол старческую ногу в меховом шлепанце. В некоторых местах даже умилялся своим собствен ным словам, швыркал с достоинством большим носом и клетчатым шел ковым платком, пропахшим духами и табаком, вытирал прослезившиеся глаза. Потом закусил еще напоследок, все приев на столе, остановился перед иконой Екатерины великомученицы, поморгал глазами, наскоро вы- шептывая слова «вечернего молитвословия» и мелко крестясь. В спальне перед окном, глядя на огни проснувшегося уже завода, вздохнул удовле творенно и страдальчески-блаженно, слегка погладив наполненный живот. Уснул крепко, безмятежно, не возмутив себя ни единой неприятной мыслью. IV. В закуте рожденный. Таяло! С крыш падала капель. Солнечное ярко-голубое небо над бо ром и заводом грязнило и замахивало длинным хвостом черного дыма, з а то дальше, за площадью, небо было нежно, спокойно, все будто пропитан ное нарождающейся теплынью. Разрыхлило дорогу, почернели колеи, юли ло в ухабах. Ехать было трудно, а лекарь m-r Picardot торопился и злил ся. Француз был чрезвычайно исполнителен в отношении нужд начальства, и теперь, будучи приглашен к Марье Николаевне, особенно желал пока зать свою аккуратность. Английские сани на высоких полозьях кобенило на бок, и малень кий сухопарый лекарь с ругательствами переметывался на подушках про
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2