Сибирские огни, 1925, № 3

— Вы чо, ребята, жметесь? Хо-хо-хо-о! Тож, гляди, пятки мазать горазды... Мы-ы знам, пошто про Бухтарму... Сеньча сказал сурово, выпрямляясь, важным, с камеюще-строгим лицом: — А знашь, дык чо? Пошто зубы скалишь? Про таки дела надобно тихо баять, все равно, как молишша в церкви... Ну, и побежим... не от радости вить... Кто-то бросил: — Как радость? Пымают, под кнутами сдохнешь! Торговые стихли.-Один сказал: — Нам чо? Мой отец беглый был тож, в самы-горы, к калмычью бе­ жал.. • Без малого ста лет, помер недавно... хорошо в горах жилось, пой­ ман не был. Вы вот чо, робя, зимой не бегать... здряшно выйдет... Вы весной шагайте... Дружно, блаженно охнуло: — Мы... весной... Сын беглого затянул тихонько, под-нос, песню: «И-и-их... Бухтарма-а!.. Да-а. Бухтарма-а-а!.. Степь травяя-на-ая. Ра-аз-до-ольюшка-а... Уж мы сеяли-и-и Да-а деся-ять ме-ер, Уж мы со-обрали Боле сотенки-и... Уж ты-ы Бу-ух-тарма-а...» Он полузасыпал, валился головой на стол. Пел он гнусаво, с при­ визгом, но никто не шевельнулся, слушали, как завороженные; песня была о степях Бухта-рминских. Бухтарма вольная, куда бежал народ каждую весну... Бухтарма, з а чей ветер теплый сотни, тысячи людей легли под кнуты, и не встали больше... Бухтарма—степи ковыльные, медовые, где голова человеческая ныряет в золотых просторах и кажется меньше воробья... Горяча и при­ ветна земля, певучи, обильны рыбой реки на Бухтарме... Разве найдется человек, кому не хватит места на Бухтарме? Под треск лучины в стоялой хате шинка, возбужденно отирая пот с пылающих лбов шопотами, вздохами, взглядами говорили о вольных степях, о весенних, просыхающих под солнцем дорогах, об диких тро- пш к а х в алтайских лесах, о журчащем звоне порожистых горных вод, о Сы:тром радостном шаге по каменистым тропам, когда тело загореет и выпрямляется под ветрами. И молодой мастеровой совсем забыл о ревности своей и о Катьке. Евграф Пыркин умирал. За занавеску лучина бросала боковой, рассеивающийся луч. Варва­ рушка, заглядывая во время ужина на Евграфа, шептала с горестным уди­ влением: — Обират округ себя, обират, батюшка мой! Евграф слышал, но лежал, не шевелясь. «Обират»—это значит: не видать ему, Евграфу Пыркину, весеннего луга з а родной деревней, на Катуни-реке, не косить высокую, мягкую траву, пеструю и пахучую от цветов. От такой травы жиреет скот, и коровы на Катуньских травах доятся изжелта-белым молоком с густым настоем, жирным, сладким и пахучим,, как сами луга на Катуни.