Сибирские огни, 1925, № 3
— Подь сюды, ядреная-я! — У-ух ты... бес... баба! — Сам к бесам поди! Чо я в тебе не видывала, головасто-ой? Ле- ша-ай, чисто лешай. — Кать, а Кать! Я хушь и пьян, а поиграться могём. — К тебе пошто не пойти, черноусенькой?.. Только брякни деньгой о донышко. Катькина повадка: деньгой брякнуть—в чарочку пустую монет на кидать, а Катька в карман свой необ‘ятный спрячет, а, ежели на дне ча рочки задзинькает серебро, тогда нет конца Катькиным проделкам: ла сковым щипкам, укусным поцелуям, хохоту, песням. А утром проснешься на жарком пуховике на широченной кровати, которую все зовут «кораб лем». Катька угостит пирогом,_ горячим пахучим сбитнем и скажет де ловито: — Ну-кась шагай домой, аль по делам чо-ли. День гля работы все му миру. , Спрашивали: •— Куда ты деньги копишь? Отвечала просто. — Всяко быват. Колда в рост дашь, колда чо купишь, чать я не урода смертная—нарядиться охота. — Ну, а в рост-то пошто даешь? Убежденно кивала жестковолосой головой: — А надо. Вот помру, в соборе сорокоуст попам закажу, на мно гие лета. А над могилкой пусть башню с андилами построют... Щурила быстрые карие глаза, на широконосое, клюквенно-румяное лицо налетало облачко', тускнули краски на щеках, будто углаживало калмыцкие Катькины скулы—и становилась она необычайной, грустно важной, замкнутой в себе, далекой от вечернего шума бойкого шинка. — Камень штоб бе-елый, а у андилов крылышки вот этак расто- порщены, будто летят и не взлетят. — Может, ишо чо? — И штоб в башню входить можно было, велю лавушку ковану по ставить... штоб внутре неугасимая... А на самой виду большущими э т а кими буквами: Екате-ри-на Са-вель-евна, дочь Глазырина... Эх!.. Я в мо гиле гнить буду, червяки меня сгрызут... а башенка стоять будет до-о-лго!.. А попы обо мне панафиды, о рабе грешной Екатерине... А меня-то уж и след простыл. Кто-нибудь возразит несмело: — Вот дурища! Да ты колда в церкву-то ходишь? Ты, поди, it кститься-то запамятовала? Так мертвой на чо те попы да свечки? Но убедить Катьку было невозможно. Упрямо качала головой: — Надо, надо... И добавляла уже обычным голосом: — Будешь лезть, дык в харю плюну. Такая была Катька, иногда и понять нельзя. Все знали про Катьки ны заповедные думы и редко кто ворошил их, не любили тогда Катьки- ного далекого взгляда... Катька сегодня нарасхват. К концу вечера из первой комнаты пришли четверо торговых с Катуни. Привезли шкуры кожевенникам, ма ральи рога, мед. Все большебородые, крепкокостые, в меховых чоботах Синий дым из их длинных алтайских трубок облачным навесом стоял
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2