Сибирские огни, 1925, № 3
Часть роты стояла на месте. Крайний, самый ближний солдат отбро сил на сияющую белизну снега робко-трепещущую туманную тень. Степан Шурьгин стоял на запятках за лентами и кружевом Веринь- киного, уже потасканно-нарядного капора, обноска Марьи Николаевны, не выдержал и незаметно, будто поправляя гетру, наклонился к порозовевшей щеке, шепнул горячо: — Солдатушко-то обморозился весь... господи... Веринька вздрогнула. Обернула осторожно лицо к его горящему взгляду (Гаврила Семеныч и Марья Николаевна загляделись на ученье). Прошептала, сжав в муфте маленькие руки: — Несчастный... Замерзнет он! И, ширя глаза, посмотрела на солдата. Он стоял крепкотелый дере венский, мундир был ему узок, рукава коротки: тонкие рукавички из об лезлой армейской шерсти доходили только до половины большой руки— такая, играючи, ляжет на соху. Щеки и уши его побелели, а глаза смотре ли, почти не моргая, остеклело, в одну точку. Он дрожал заячьей, роб- к£)й дрожью, порой подламывая колена и вновь испуганно вытягиваясь. Барабан вдруг смолк. Молоденький офицер застыл на месте. На ка раковом английском скакуне под'ехал майор Тучков. Ярко-зеленый мун дир, с цветным сукном воротника и обшлагов, с золотой игрой галуна, ловко сидел на его будто пополневшей фигуре—внизу под мундиром носил тончайшей выделки меховую овчинную фуфайку. Изысканно-величаво поклонился Качкам, мельком покосись Ма^ой ''йй- неуклюжую фигурку в потрепанном капоре. Кивнув офиц'еру, он, подбо- ченясь одной рукой и другой поигрывая хлыстиком, забросал с-редла r p o - j ^ / мовые обрывки фраз, постепенно углаживая тон и делая его все 6o^7« t л / е уничтожающим: — Экзерцицию вести не умеете!.. Под ружьем у вас люди не ходят, а трусят, как одры!.. Маршировка негодная!.. Ногу надо на носок, а у вас на каблук опускают... Не знаете вы приемов новейших, милостивый го сударь мой!.. Ранжир между рядами не токмо что неудовлетворительной, а даже неверной... Надо: расстояние на одну лошадь, а где у вас сие?.. Стоят, как попало!.. Плохо, государь мой, плохо!.. Гаврила Семеныч, давясь от смеха, шепнул жене: — Офицерик-то вчерась у обербергмейстера Тучкова в карты обы грал. Вот он, каналья, и показывает ему... Ах, л-овкий подлец, знает, где руку приложить! Будто заводная, как строй деревянных больших кукол, марширова ла рота. Офицерик, подняв голову, потерянно смотрел вверх. Тучков, под нимая черные густые брови, с грозными передышками между словами, вы водил язвительно: — Где вид бодрой у солдат? Какова у них позитура? Разве сие солдатская позитура, разве так корпус держать надобно? А? Я вас спра- ши-ваю, государь мой? Офицер мотнул головой, выронил шляпу, поднял ее и почти крикнул: — Фуфаек теплых еще не выдали... Тучков откинулся на седле, готовясь разразиться уничтожающим смехом... Вдруг произошло что-то странное... От края карре отпрыгнула фигура в зеленом мундире... Заплясала, запрыгала, страшными ужимками, кривляясь на снегу. Это крайний солдат, бросив заячью дрожь, теперь прыгал и высоко подметывался на хрустком снегу... Выбросив руки вверх, полузавыл, по- лурыдал: „Сиб. Oran'* .V. 3 1925 г. 2
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2