Сибирские огни, 1925, № 3

для прописки (мы с Печеркиной жили по одному паспорту—мужа и жены Щербаковых), что и было нами сделано. 2-го октября я заметил, что з а нашей квартирой установлена слежка,, и предупредил об этом Бухарина. Он пошел со мной к Гедройцу и Блюму. Мы решили, что типографию нужно спасти, для чего поручили Гедройцу заготовить к вечеру лошадь, а нам с Бухариным идти собирать типографию для перевозки. Так и сделали. Я и Бухарин под вечерок пришли во двор. Около дверей дома никого не оказалось, уличные шпики, видимо, нас не заметили, и мы преспокойно все сложили и стали ждать своей подводы. Часов в 10 вечера пришла в типографию Печеркина (она была направлена в кон­ спиративную квартиру, где выжидала события), чтобы узнать, как обстоит дело, и помочь нам собираться. Сидим втроем и ждем... 12 часов ночи, а никого нет. Наконец, стук колес, говор... Я выглянул в окно,—полиция оцепила дом и мы в ловушке... Хотели сопротивляться, но было бесполезно. Впу­ стили полицию, начался обыск, типографию, понятно, «обнаружили» и нас арестовали... Потом мы узнали, что «Игнат» не согласился на увоз типографии, заявив, что все это ерунда, и он узнал от «верного человека», который служит в полиции, что тревога напрасна; все это мы, «конспираторы», преувеличили... Все это заронило в нас подозрение, что «Игнат» прова­ лил типографию, и эти подозрения потом оправдались. Он «расконспири- ровался» на другом деле и был убит охранниками, как ненужный балласт, в 1910 году в Томске. Сперва я отказался назвать жандармам свою настоящую фамилию, но, выяснив с волей, что провал наш дальше не распространяется, -заявил, что я член партии такой-то, работал в типографии, никого и ничего не знаю и больше ничего показывать не буду... Понятно, что чувствовал я себя не особенно приятно, ибо знал, что у меня еще есть «дело»—по восстанию в Красноярске, но решил так: если узнают, чорт с ними, отдуюсь за все, а нет—тем лучше... Никто меня не выдал, как участника восста­ ния, так это дело и осталось не открытым, а меня осудили по 1 ч. 102 ст. за принадлежность к партии на каторгу, которая была заменена на суде ссылкой на поселение, «^ввиду несовершеннолетия в момент совершения преступления», как суконным языком и было сказано в приговоре. Продержав в Новониколаевской каталажке около 2!/г месяцев и ни­ чего не добившись, жандармы отправили нас в Томск, куда мы прибыли с этапом в конце декабря 1907 года. Печеркина первое время сидела в Томской губернской тюрьме, а потом ее перевели в Барнаул, где у ней было еще «дело»,— участие в социал-демократическом комитете, меня же и Бухарина отправили в Заго­ родное исправительное арестантское отделение № 1-й, в секретный (оди ночный) корпус, рассадив по одиночкам—меня в 21-ю и Виктора в 26-ю'. 20. Провокатор Петр Струнин*). Жандармы не удовлетворились арестом типографии, они направили работу провокаторов в том направлении, чтобы в конец ликвидировать орга­ низацию не только в Новониколаевске, но во всесибирском масштабе. Этого им, однако, не удалось сделать и вот почему. Кажется, в марте *) Имя Струнина упоминается т. Иваном Бабайловым в его воспоминаниях о работе читинской организации с-д. в 1910 г., какими провокатора (см. «Дальистпарт». кн. 2-я за 1924 г).