Сибирские огни, 1925, № 3

ко спичек, я зажег одну об стекло окна и начал углем писать... Записка была короткой: — «Паша, пойди к нам на квартиру, в подполье моей комнаты и ме жду полом (вынь средний кирпич на правой стороне) лежит все...—пере­ неси в безопасное место—крайне осторожно---пусть вперед сходит Ма- руся». Записка написана. Забрался на окно и стал смотреть, не появится ли за оградой Берзак. На счастье, она, вместе с Марусей Хаимович, про­ ходила по улице. Я стал махать рукой в форточку, они заметили... Сде­ лал им знак рукой, что выброшу им записку. Соскочил на пол, схватил кусок хлеба, размял мякиш, заделал в него записку и со всей силы швыр­ нул этот комок в форточку... Впрыгнул снова на окно. О, радость!.. «Почта» пошла по назначению—наши девицы подняли комок, сделали знак рукой, мол, есть, и пошли, оглядываясь и кивая мне головой... А через день они же крикнули мне в окно: «Все обстоит благополучно, твой брат пе­ реехал—здоров!» Спустя 9 месяцев, когда я вышел из тюрьмы, мне стало известно, что все материалы полностью были взяты товарищами и переданы Сарре Калико, которая их перепрятала в более надежное место. Где они сей­ час—не знаю. Останавливаться подробно на тюремной жизни я не буду, так как особо выдающегося ничего не было, за исключением нескольких попыток массового побега, которые не удались. Настроение сидящих в тюрьме бы­ ло хорошее. Мы быстро завоевали «полную автономию и свободу внутри тюрьмы», читались лекции и доклады, была устроена школа для негра­ мотных и курсы для малограмотных, которыми руководили: Гомер, Шу- мяцкий Марк (Борис Шумяцкий и еще несколько человек бежали из тюрь­ мы, кажется, через месяц после ареста), Бондарь и др. ребята. Я лично много читал, принимал участие в прениях, готовясь к работе на воле. Как я и ожидал, от дачи показаний на следствии большинство от­ казалось, а кто и давал показания, то такие, что еще больше запутыва­ ли дело. Обвинение было прец'явлено по 101, 126, 129 и 131 ст. ст. Уг. Ул. с применением 52 ст. Нужно заметить, что режим тюрем в 1906 году был вообще мягок, а о красноярской тюрьме говорили, что «это не тюрьма, а гостиница», ибо камеры ни ночью, ни днем не запирались, в камерах было два бил­ лиарда, ставились спектакли, при чем оркестр был весьма оригинален,— кроме двух балалаек и гитары, имелись такие инструменты, как брезен­ товая койка с набитыми на ней жестянками, изображающая барабан, под­ бор бутылок, гребенки, карты, на которых наши виртуозы изображали звуки флейты и пр. В отношении спайки сидящих в тюрьме—нужно сказать, что она бы­ ла достаточна, но уже в то время началось расхождение не только сре­ ди эс-деков, но и эсэров. Партийные разногласия, существовавшие в на­ шей организации, были незаметны в пору горячей борьбы. Напряженная работа занимала все время так, что некогда было ни о чем подумать. Вынужденный же досуг в тюрьме давал возможность разобраться в про­ исходившем, анализировать не только свою позицию, но и позиции дру­ зей и противников. Словесные бои между эсэрами и эсдеками давали богатую пищу уму, наталкивали на те противоречия и недомолвки, которых не замечали в пылу борьбы. В результате словесных бурь выкристаллизовывались груп­ пы меньшевиков и большевиков из единой эсдековской, а от эсеров ото­