Сибирские огни, 1925, № 3

Кажется, в первых числах ноября, точно не помню, пошел я к про­ ходившему эшелону пехоты и начал раздавать листки и газеты. Солдаты просят рассказать, что и почему. Даже «манифеста», как они говорили, не читали, и не знают, что царь им дал за службу. Я вскочил на под­ ножку вагона и начал им рассказывать, что «манифест» то дан, но сво­ боду и землю надо еще завоевать от чиновников и помещиков, а фабри­ ки и заводы от богачей, а то получите то же, что получили на фронте: три аршина земли в длину, полтора в ширину, да небольшой холмик свер­ ху... вот и весь «манифест». Но закончить мне не пришлось—подошел офицер, сгреб меня за шиворот и давай, и давай натравливать: «бейте его, ребята, это смутьян и т. д.»! Дело не важно, подумал я и начал с ним спорить, требуя отпустить меня, так как он не имеет 'права на арест, указывая в то же время, как понимают свободу господа офицеры. Солда­ ты на призыв офицера не пошли, но и меня не поддержали. Офицер вы­ звал двух солдат с винтовками и повел меня на вокзал сдать жандар­ мам, а они тогда еще не были разоружены. Я особенно не боялся, так как видел, что один из ребят, бывших со мной, побежал в мастерские, а уж оттуда будет выручка! Тут нужно оговориться, что у меня, кроме литературы, предназна­ ченной к раздаче, был еще тюк пудов около двух, который мне нужно было отправить на ст. Комарчагу. Он то и привлек внимание задержав­ шего меня офицера. Единовременно с пехотным эшелоном на станции стоял эшелон Вла­ дивостокских моряков, старшего возраста, которых демобилизовали и о т ­ правили домой, как я патом узнал, за неблагонадежность. Когда офицер ввел меня в вокзал, там оказалось человек 30—40 матросов, которые сейчас же начали допытываться у офицера, в чем дело. Он рассказывает, я прерываю его, а матросы посматривают, да посмеиваются. Чтобы дока­ зать мою виновность и убедить в том, что я действительно «смутьян», офицер приказывает солдату, который тащил мой тюк, развязать его. Солдат развязал тюк. Матросы взяли несколько штук листовок и начали читать. Появляется пара жандармов, один берет меня 'за шиво­ рот и начинает тащить... Матросы остановили... Один здоровый парень засучивает рукава, другие тоже,—что будет? Я опустил руку под рубашку: там у меня был браунинг, подумал—еже­ ли уцелею, то хоть кого-нибудь смажу, а там... что будет. Матрос раз­ махнулся, но удар пришелся не по мне—выше хватил—жандарма по ро­ же! Меня, понятно, освободили, взяли часть литературы для эшелона, да­ ли охрану до Комарчаги, с которой я и с‘ездил до этой станции, а жан­ дармов вскоре же всех разоружили, чтобы не мешались. Так проходили дни за днями. Работа в гарнизоне усилилась, даже казаки заявили о своей лойльности, и Комитет партии решил провести демонстрацию всех частей гарнизона, совместно с рабочими мастерских и депо, а также продемонстрировать и нашу вооруженную дружину. Ре­ шение проведено было через Совет, который и определил день этой де­ монстрации—6-го декабря. 12. Вооруженная демонстрация. Пропаганда в войсках дала весьма осязательные результаты: весь гарнизон города поголовно «вышел из повиновения властям», как об этом потом писалось в обвинительном акте по делу красноярского восстания. Даже казаки-забайкальцы ходили на митинги, отказавшись нести кара­ тельную службу и выставив ряд требований начальству.