Сибирские огни, 1925, № 3

журство было установлено стачкомом, чтобы обслуживать движение воин­ ских эшелонов, идущих с Востока на Запад, а также нужды самого стач­ кома, не пропуская правительственных депеш и т. д.), мотивируя это тем, что в случае неудачи стачки не следует подводить под репрессии женщин. Одна из телеграфисток выступила против, доказывая равноправие жен­ щин, но не отметив того момента, что женщина-пролетарка должна з а ­ щищать интересы своего класса. Я вновь выступил и стал доказывать, что женщины-работницы работают в одной мастерской и их интересы одинаковы с мужскими, поэтому они и должны бороться в одних рядах з а свое право и свободный труд. Мою короткую речь женщины встретили аплодисментами. После меня выступил Хейсин, но против вооруженного выступления он не говорил, хотя предупредил, что к такой «экстраор­ динарной мере», как оружию, прибегать можно будет только в крайнем случае. Собрание еще не закончилось, шли мелкие вопросы о внутреннем распорядке телеграфа, когда ко мне подошел тов. Жук, партиец-телегра­ фист. с сообщением, что Омск просит принять очень важную депешу. Я пошел с ним к аппарату и он стал принимать, читая мне с ленты. Первые же слова—«Манифест и т. д.», сразу заставили нас напрячь вни­ мание... Аппарат мерно выстукивает, отмечая точки и тире на ленте, а в головах у нас—«победа», ибо манифест, по тексту, давал очень много. Наконец, депеша принята, я прошу сразу же писать 6 копий, чтобы всю эту музыку утащить в штаб-квартиру, а оттуда бросить на митинги. Хо­ тел было огласить и на телеграфе, но Хейсин ушел, а один я не решился, не зная, как посмотрит на это дело комитет. Копии даны, выскакиваю на. улицу и еду в штаб, там уже знают, что телеграмма есть, так как тов. Жук позвонил по телефону. Прочитали текст; некоторые говорят, что это победа, а т. «Кача» сказал иное—’«это не победа, а начало борьбы». Тут же было решено оповестить рабочих мастерских, об'ехать происходящие митинги и устроить общий митинг в городе. Здесь уместно отметить одно характерное явление, которое я под­ метил на первых митингах. Нужно сказать, что революционерами тогда считались все: эс-деки, эс-эры и просто либералы, которые тоже иногда выступали на митингах. Одно характерное выступление сохранилось у меня в памяти. Точно уже не помню дня, но, вероятно, 15—16 октября, на ми­ тинге в Народном доме выступил старый народоволец Караулов (впослед­ ствии кадет, член 2 и 3 Гос. Думы, ныне умерший), который громогласно заявил: «Я уже давно борюсь с самодержавием за права народа, но я не оголтелый республиканец, как выступающие юнцы. Если царь дает ма­ нифест, гарантирующий свободное народное представительство и будет защищать его вместе с народом от бюрократии, то я тогда буду монар­ хистом и умру у ног монарха, защищая его и им дарованные права на­ роду». Получение текста манифеста и самый факт издания его должно было расколоть или, вернее, внести ясность в положение вещей; ясно и понятно было, что «попутчики до манифеста», шедшие с рабочими, от ­ станут от нас и—тут вопрос—будут-ли они нейтральны или пойдут в лагерь врагов. Раздумывать долго не приходилось. Комитетчики назначили митинг в 4 часа вечера в Народном доме. Чиркина послали в мастерские, чтобы он об'явил о митинге и манифесте, меня же направили на митинг уча­ щихся, происходивший в городском училище на Старо-Базарной площади.