Сибирские огни, 1925, № 2

2. Самодельный политкружок. В то время, как в литературном кружке я принимал участие в реше­ нии задач «личного» мировоззрения (эстетика, любовь, бог), вокруг меня продолжала кипеть русская общественная жизнь, все более останавливающая на себе мое внимание. Здесь на меня, как я уже указывал, воздействовала печать. Так, например, напечатанные в конце 1904 года в юридическом журнале «Право» статьи Е. Н. Трубецкого «Война и Бюрократия» и А. В. Пешехонова «Война и Общество» произвели на меня очень сильное впе­ чатление и приохотили меня к слежке за общественной жизнью через пе­ чать. Развертывающийся общественный процесс виделся мною, как поединок между царизмом и интеллигенцией. Я был всецело за вторую и, следователь­ но, против первого. За легальной печатью следовала нелегальная. Впервые увиденной мною (в классе) нелегальной книжкой был, кажется, номер «Вестника Русской Революции»— журнала, издававшегося в Женеве «группой старых народоволь­ цев». Книжка была довольно толстая по формату, вроде ученической «те­ традки для слов», только короче. Бумага плотная, но очень тонкая, как папиросная, шрифт крайне мелкий, вроде шрифта газетных об’явлений. На теоретические статьи (кажется, В. Чернова и еще чьи-то) я только поко­ сился: не прочел, ибо ничего в них не понимал. Там говорилось о частных вопросах социализма, а у меня тогда с этим словом еще не связывалось ни­ какого представления. Возможно, что и самого слова «социализм» я еще не знал. Но в то же время я с большой жадностью выпил страницы «продолже­ ния» «Воспоминаний о Шлиссельбургской крепости», кажется, Панкратова. О Шлиссельбурге, как страшной таинственной тюрьме, в которой мучают революционеров, я и до этого уже слышал. Спустя некоторое время, один из членов нашего литературного кружка приучил меня, предварительно позондировав, к систематическому чтению нелегальной литературы. Он считал себя социалистом-революционером, и поэтому давал мне читать, главным образом, «Революционную Россию», официальный орган ЦК эсеров. Это была газета в формате большого листа почтовой бумаги, также на «папиросной» бумаге и мелкого шрифта. Оттуда я почерпнул еще большую нелюбовь к царизму и укрепление своего сочув­ ствия к героям и мученикам— террористам. В начале пятого года в нашей гимназии начинает проявляться интерес к революционному движению. По сообщению столичных газет, оно быстро распространялось повсюду. И в нашем городе, памятная, вероятно, еще мно­ гим томичам, вооруженная демонстрация 18-го января 1905 года (вызванная расстрелом 9-го января), а также частые студенческие сходки и вообще бро­ жение среди студенчества— сильно отражались на гимназистах. Среди гимна­ зистов было несколько заправских революционеров. Мне и немногим соклассникам, друзьям моим по интересу к революционному движению, они казались недосягаемо высокими, и мы ходили вокруг них с уважением. Лич­ но я именно «ходил вокруг», а подойти ни к кому не мог, так как среди «революционеров» наших я ни с одним не был знаком: все они были в дру­ гих классах, Сгущавшаяся вокруг нас (меня и трех, кажется, моих соклассников) атмосфера напряженного общественного протеста угнетала нас, делала не­ стерпимой нашу бездеятельность. Мы рассуждали так: «разве мы. любим Россию меньше других, разве меньше других готовы пожертвовать, чем угод­