Сибирские огни, 1925, № 2

У вас есть громадные реки, есть Дальний Восток (Гарт почему-то написал «Старый восток»— Old Orient), есть и юг и солнце, есть много занятных вещей и, наконец, у вас я могу поднять красный флаг на кло­ тике парохода без того, чтобы потом удирать в гнилую и презираемую .всеми неграми Гвиану. Скоро увидимся. Там, в России, работает наш аргентинский моряк Том Ларкер,— он мне поможет. Мы с вами еще по­ шатаемся. К а п и т а н Г а р т » . Сесиль писала: «Я добилась от отца согласия на поездку в Париж, к брату. В Па­ риже я пробуду год. Отец дает мне письмо в редакцию «Humanite», и они достанут мне визу в Россию. Я хочу посмотреть вашу страну. Отец говорит, что это единственная и сказочная страна в мире. Я приеду в Россию в мае будущего года, и так как не знаю рус­ ского языка и у меня, кроме вас, нет в России знакомых, то я надеюсь, что вы мне немного поможете и покажете все любопытное. Правда? На­ пишите мне в Париж, rue Victor Hugo, 12, когда и куда мне лучше всего приехать,— в Москву или на юг, и где вы нас встретите. Со мной приедет невредимый Гарт. В а ш а С е с и л ь » . P. S. Сейчас период дождей, и в нашем саду все время шумят ливни. Опять цветут камелии,— помните, вы их так не любили, вы говорили, что это не цветы, а трупы. Я была несколько раз в иезуитском монастыре и пила козье молоко на той же каменной разрушенной террасе и из той же синей кружки, из которой пили вы. Помните? Я не выношу мысли о том, что Россия так далеко и океан меня пугает». В конце страницы карандашом Сесиль сделала приписку: «Если бы вызнали, как я ненавижу эти горы, солнце, мулов, океан! Все это не нужно. Я ненавижу все, я стала молчалива и редко улыбаюсь, даже отцу. Целыми днями я жду почтовые пароходы, но они ничего не привозят, и вы почему-то не пишете». Миронов положил письмо под камень, разделся, вскарабкался на скалу и с шумом бросился в море. Синим серебром метнулась стая скумбрий, опаляющим быстрым пла­ менем блеснула осенняя влага, и тихо засмеялся на пустом берегу корич­ невый старик-татарин, купавший в море испуганного барашка. Сумасшед­ шие эти русские! Миронов вынырнул и широкими взмахами, разбрызгивая искры, по­ плыл к стае чаек, снежными поплавками качавшихся на нагретой лени­ вой волне. — Прелесть жизни,— подумал он и впервые понял, как хорошо, но во и пахуче это казавшееся таким стертым и бессильным слово.— Элла­ да, густые моря. Солнце хрустальным, осенним стеклом блестело и спало в море, в горах, в виноградниках Тавриды, горькой и крепкой, как подогретое’ ро­ зовое вино.