Сибирские огни, 1925, № 2
— Я вам пишу об этом. И Гарт положил на стол листки рисовой бумаги, исписанные сини ми чернилами. — Великолепно! Типедж, бросьте ваши потуги, вы всегда проспите. Ка питан уже написал сам. — Это очень любезное Еашей стороны,— сказал он капитану, кивнул и потянул к себе листки.— Одну минуту,— я выпишу чек. Да, ничего по добного я еще не испытывал, это не воздух, а сахарная патока. Прихо дится каждый час умываться. Да, да. Это очень неприятное ошущение, когда парусиновые туфли промокли до нитки... Как вы решились выйти в полдгнь? Всего лучшего! Я надеюсь еще увидеть вас вз время обратно го рейса. Зной метался в глазах красным туманом. Было четыре часа. Редак тор взглянул на заголовок рукописи, пометил шрифт и послал ее в ти пографию со сторожем-негром. Жара медленно изнь^ала, растворяясь в горячем мог.оке реки, но на кирпичных лицах еще долго, почти до рассвета, болезненно тлели ожоги полудня. И когда «Минетоза», играя крупными камнями белых огней, шумя винтом, ушла вниз по реке в прозрачную, кое-где затушеванную испа рениями ночь, ушла в далекое, исцеляющее, прекрасное плаванье, спустив желтый, теплый от солнца флаг,— из машин на полированные ореховые доски вылетели, шелестя, первые сырые листы газеты. На первой страни це был напечатан портрет некоего джентльмена с тремя шевронами на левом рукаве, весьма отдаленно напоминавшего капитана Гарта, и на белизне бумаги кричала жирная таинственная надпись: « ж е л т ы й ф лаг н а «МИН ЕТ 0 3 Е». Была глубокая ночь, и кактусы уже выпустили капли бесцветной кисловатой росы на своей грубой, мясистой коже. Низко над рекой, в конце прохладного асфальтового авеню, пылала, вздрагивая, голубая зве зда, и вся ночь, зеленая в зарослях густых садов, залитая ослепительным молоком Млечного Пути, была необычно прозрачна для этих мест, где по обыкновению и дни и ночи из рек и зарослей дымится густой и ядо витый пар. * Было тихо— только в негритянском квартале, в доме старухи Грэн, сквозь занавески, желтые, хак бычьи пузыри, падал на плиты тусклый свет, и за стеной пели и визжали потные толстогрудые женщины, оттал кивая пьяных матросов. И в эту же ночь в Санга-Марко случайно проснувшейся дочери ре дактора санта--маркской революционной газеты, креолке Сесиль Дюлье, вдруг захотелось тихо заплакать и протянуть руки к окну, за которым совершалась синяя и томительная тайна. Была весна, и Сесиль было двадцать лет. Вечером она читала стран ную книгу, называлась она «Море», и автор ее был немец со звучной фамилией Келлерман. Сесиль вспомнила далекий остров Майорку, куда она ездила с ма- терью-испанкой, глаза немецкого художника Вилли, фиолетовое море, красных рыб, рассказы о Шопене, черные безлунные вечера и свист флейты. Это было давно, очень давно, два года тому назад... Она закрыла глаза, чтобы не видеть острых, летящих на землю звезд, и уснула в слезах под звон рассыпанного по стеклу серебряного бисера,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2