Сибирские огни, 1925, № 2
— Венецуэла, Венецуэла,— повторял он, силясь что-то вспомнить, легкое, как рябь на воде. Венеция— вот! И его вместе с дрожью лихорадки от посиневших ногтей до пот ных волос пронизала, как тонкая игла, тоска по Европе. — У него моча уже кровяного цвета,— просвистел зловонным т о потом Томми в ухо капитану и повел белками на инженера. Я видел. Через два дня он наверняка прилипнет. Рабочие разбегутся. Что тогда? — Вы сосунок,— ответил капитан и сухо засмеялся,— Куда разбе гутся? Пешком до океана столько миль, что их хватит на остаток всей вашей жизни. За день они прорубят в лесах не больше мили. Лихорадка хлопнет их раньше, чем они вылезут на сухое место. Не болтайте* че пуху. — Что же делать? — Ждать, пока придет новая партия. — Незаконнорожденные,— проскрипел зубами Томми и замолк. Утром инженер долго сидел в каюте капитана над картой Бразилии. — Санта-Марко,— несколько раз повторил он задумчиво и подчер кнул на карте черенком трубки черный кружок.— Санта-Марко. Оттуда раз в две недели идут пароходы в Шербург, в Европу. Значит, десять дней до устья, четыре дня до Санта-Марко, шесть дней ждать, две недели через океан и десять дней до Одессы. Сейчас январь. В половине марта я буду дома. В груди у него тупым барабанным боем заколотилось сердце. Он перевернул листки настольного календаря на столе у капитана и на «15 марта» жирно написал красным карандашом: «Я в С е в а с т о п о л е , в Р о с с и и и п л ю ю н а а л г а з о н с к и й к а у ч у к ». Потом подумал и приписал: « Б у д ь т р и ж д ы п р о к л я т а Б р а з и л и я и в ы , к о л о н и а л ь н ы е с о б а к и ! К д ь я в о л у в а ш и с о с к и , г а л о ш и и п а т е н т о в а н н ы е п р е д о х р а н и т е л и !» И подписался: Georg Mironov, Sud America, Amazonas. Он нетвердо вышел на палубу, дымившуюся от пара. Река блестела, как слюда, и в безмолвии и великолепии лесов сторожила его шаги се рая, как летучая мышь, лихорадка в испарине, жажде, в своем изуми тельном и потрясающем бесплодии. — Лихорадка—это выкидыш воли,— вспомнились ему слова чудака- капитана.—Лихорадка— это «скэб», проказа, черная кровь, змеиный яд в мозговых бороздах. Пустыми глазами он долго смотрел на раздавленные зноем бараки фактории и, судорожно скаля зубы, улыбнулся и зевнул. Он знал, что делать. Их было еще довольно много. Они резали каучук,— вот все, что знали о них капитан Гарт и инженер Миронов. Знали они только Том ми— «босса», надсмотрщика и «траурного Вилльямса», негра с оторванной мочкой у правого уха— Вилльямса-молчаливого. Инженер знал, что делать. Надо бежать. Надо подняться со шлюп ки на пароход перед рассветом, а утром капитан Гарт, который охотно выдаст его за сумасшедшего, снимется с якоря, и никто не будет об этом знать, ни одна живая душа в фактории. Гарт же всегда бесстрастен, молчалив и вообще не привык уди вляться. Гарт— амазонский речник, но ходил в Орлеан, возил нефть из
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2