Сибирские огни, 1925, № 2
Минетоза. Конст. Паустовский. I. Надсмотрщик оскалил гнилые зубы и щелкнул пальцами. — Двадцать третий,— прохрипел он и подмигнул распухшим глазом. Двадцать третий прилип к этой проклятой, каучуковой земле. — А остальные? — Остальные режут. Сок течет. Москиты жалят, и подушки из пе ска мокрые от пота. Ничего, компания будет довольна. — Вы пессимист, Томми,— сказал капитан речного парохода, но подумал о том, что Томми не пессимист, а дурак.— Выпейте лучше ви ски и смените белье: скоро закат. Иначе вы тоже прилипнете. Надсмотрщик посмотрел на реку. В первобытном пару дымились, просыхая, леса и воспаленное разбухшее солнце. •— .Хорош апельсинчик,— пробормотал он и со злостью хлопнул стэком по липкой коричневой краге.— Это не климат, а прачешная. Все мое тело промокло насквозь, вы понимаете, насквозь, как ватная к у кла. Мои легкие, как выстиранная штанина, прилипают к ребрам. Не дурно? — Жалкая европейская болтовня,— бросил в сторону инженер и за курил трубку.— Конечно, вас жаль, Томми, но вы отлично знали, на что шли. — Стоп!— крикнул надсмотрщик.— Стоп! Вы больше европеец, чем я. Вы русский, а я родился в Египте. Есть разница. Но, в общем, это все бесплодный разговор, сэр,— надо подниматься. Инженер встал и тяжело волоча краги, путаясь в высокой траве, поднялся на вышку, где приходилось спать по ночам, спасаясь от мо скитов и лихорадки. Внезапно упала ночь, мокрая и скользкая, как шкура бегемота, тяжелая ночь, с избытком заполненная нервными, неуловимыми снами. Ртутным блеском, глазами трупа светилась река. Инженер закурил и лег на спину, глядя на небо, исполинским цветником орхидей опрокинутое над чужими экваториальными лесами. — Амазонка,— подумал он вяло и сбивчиво.— Калоши «Треугольник» и самые прочные шины для фордов. Детские соски. С гор, из какой-то республики Венецуэлы ползет туман и такой запах, будто бы это не республика, а нью-йоркская аптека.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2