Сибирские огни, 1925, № 2

вспомню и скажу... Поедем в Москву, поступишь в Свердловский— обяза­ тельно надо это сделать: там тебя, товарищ, обработают!.. Слиняет, сле­ зет вся твоя мещанская шкура. Ты не сердись, Дуня, что я так грубо: ты, ведь, не глупая— сама знаешь, что в тебе еще много мещанского— конечно, ты не виновата, что так случилось. А из тебя работник выйдет, я вижу, у меня глаз наметанный... Жаль, что в тюрьме ты не сидела, в ссылке не была— это такая школа! Будем вместе работать, революцию делать. Э то—прежде всего, товарищ мой верный!.. Ах, как я устал! Павел поднимается, гасит лампу и, не раздеваясь, ложится рядом с Дуничкой. Шла ночь октября: с плачем, стоном, воем, окутанная тучами, в дожде проходила эта ночь по земле. И когда она перевалила за полночь— Павел еще не успел уснуть— в дверь вдруг громко и тревожно застучали. Гурьев и Дуничка вскочили одновременно. —- Тише... подожди открывать... Я сейчас... Торопливо накинул пальто. Голова была тяжела и горяча, руки дрожали, но сердце билось спокойно и холодно. В двери стали стучать настойчивее, дверь затрещала. — Эй, кто там есть?... Откройте! Ломать будем. — Белогвардейцы! Одевайся живее!.. На цыпочках подошел к окну, осторожно распахнул, выглянул: мрак, гул, дождь. — Готова? Айда! Павел легко выпрыгнул в сад, осмотрелся и помог спуститься Ду- ничке. ... Дверь треснула и слетела с петель.