Сибирские огни, 1925, № 2

В кабинете его ждал легкий ужин, фрукты, вино; кабинет был на­ лит до краев густой тишиной, спокойствием и мягким зеленоватым светом. Когда Головлев откинул салфетку и осмотрел, что ему приготовлено на ужин, у него закружилась голова и опять раздались толчки сердца. — Плохо, ваше превосходительство... Надо прин^ть_меры... Усталость, вероятно... От такой работы с'ума можно сойти. Ему хотелось написать письма: в Париж, в первую очередь, и дру­ гу— в штаб, но истекший день так его измотал, что он не в силах был поднять руки, и генерал несколько минут просидел за столом без всякого движения. Разбудив денщика— уже шел двенадцатый час— генерал велел приго­ товить ванну: холодная вода, массаж и гимнастические упражнения на несколько часов выгнали из тела усталость и принесли желудку аппетит, а мыслям ясность; паштет, несколько рюмок коньяку, кисточка виногра­ да вернули бодрость—и генерал сел за письменный стол. Ужиная, он передумал— и первое письмо решил писать в штаб. — Нужно уехать отсюда. Работа в тылу— не очень-то... Написать письмо, однако, не удалось: около часу ночи в тишину кабинета— через форточку— ворвались звуки отдаленной перестрелки, звуки шли со стороны Новожиловки. Генерал— к телефону; трубка телефона сообщила: подпольное собра­ ние... хотели захватить всех участников... вооруженное сопротивление... задержано двенадцать... Гурьеву удалось скрыться. Генерал— в трубку: — Расстрелять! Два мира. Настоящая фамилия полковника Егорова—Шмидт, родом он из Риги: во время царской войны, в самом начале, когда на немцев и на все не­ мецкое «был об‘явлен поход», Шмидт, тогда еще капитан, подавал «на высочайшее имя» прошение, в котором, «припадая к стопам Его Импера­ торского Величества,слезно просил разрешения заменить гнусную свою фами­ лию другой», и его величеством на прошении было «собственноручно» на­ чертано: «Повелеваю взять Егорова. Николай»... Начальник секретного отдела был прост, как «дважды два— четыре»: служил ретиво, был груб, точен, самолюбив и жесток. Последнее замеча­ ние генерала так подействовало на полковника Егорова, что он дал себе слово не только «вырвать этот зуб», но «и уничтожить всю заразу». Он сам лично руководил облавой в Новожиловке; он первый сооб­ щил Головлеву и о результатах этой облавы, но... приказа генерала пол­ ковник все-таки не выполнил: расстреляно было шесть человек, осталь­ ные—повешены. В Новожиловке— у вокзала, против депо и в других местах— не­ сколько дней висело шесть пугающих тел: и все—рабочие, и все— ново- жиловцы. Каждый повешенный в скрюченных, в синевато-черных пальцах дер­ жал кусок картона; картон к пальцам был привязан, на картоне— у всех шестерых—одинаковые чернели надписи: «Каждого большевика ждет то же самое». Расстреливали и вешали утром— и почти на глазах у всех новожилов- цев. То, что Гурьеву и другим главарям удалось скрыться, бесило пол­ ковника до потери сознания, и когда по его приказу в депо согнали