Сибирские огни, 1925, № 2

Этак попутешествовал Никша немало. А тем временем по заимкам, по деревням разнеслось, как белые друг друга с дуру насандаливали, как этим ловко партизаны воспользовались, и как потом карательному отряду с большим уроном пришлось отступать к линии, в город. Дошло это все и до деревни, где Никша унылое прозябание совершал. Но ко всему этому прибавилось и то, что всю катавасию, мол, завел немудрящий мужиченка: пьяным, мол, прикинулся да и закрутил мозги белым. Послушал Никша, охнул, обрадовался: — Ах, лешай!.. Да ведь это про меня, ребята!.. Я этот самый, кото­ рый белых омманул!.. Ей-богу, я! Не поверили, было, мужики, но стали прикидывать, вспомнили, о чем им Никша, как пришел, рассказывал, — выходит, что и впрямь Ник- Шино это дело!... Оглядели они Никшу, словно и не видывали его раньше, осмотрели лицо его со слезящимися глазами, с бородишкой немудрящей, руки мало­ сильные, грязные, мужицкие, брюхо, осевшее книзу, осмотрели-оглядели его — такого давно знакомого, надоевшего, прилипчивого, пьяницу. — Да как же это ты так?.. Да откуда ты разумом просветлялся?!. А Никша вскинулся, приободрился, хорохорится: — Я, думаете, совеем пропащий?! Я, думаете,— Никша? Не-ет!.. По­ дымай теперь в гору: Никон Палыч!.. Да!.. Хохотали -мужики. Но как-то опасливо, с оглядкой. 13. Самый-то ядреный, настоящий смех позже был. Перекинулись партизаны из никшиной волости в другую, за ними убрались и каратели. Тише стало по деревням. Вышло так, что и Ник­ ше домой ворочаться, хоть и с оглядкой, но можно. А Никша к этому времени фасон другой стал держать: голову выше вздернул, хмыкает, когда говорит, задается. Гордость в себе мужик держит, мужикам за ­ слугу свою в нос тычет: — Вы, вот, возле баб торчите, а которые настоящие хрестьяне, те белых шпарят... Я по малосильству своему хошь оружьем орудовать не способен, зато голова у меня действует, пользу я приношу!.. Пробовали мужики отшучиваться от Никши, но Никша стал напо­ ристый, едучий, от него не отвяжешься. Когда Никша вернулся в свою Никольщину, был у него вид победи­ тельный, слезящиеся глазки горели радостью, и пялил он вперед, вместо груди, свое брюхо. Обошел Никша односельчан своих, угостился, всюду порастабарывал, везде о себе повеличался. Пред Макарихой совсем рас­ петушился он. — Ты знаешь, я теперь какой человек? — наседал Никша на старуху. — Знаю, знаю!— не сдавалась Макариха: — Первейший дурень в во­ лости и пьяница несчастный! И к тому же лодырь! Никша ругался, стращал Макариху. Но бабу, если она упрется, не скоро перешибешь. Так текли дни. Как-то вернулись в Никольщину тайком ребята, которые партиза­ нили в уезде. Было у них дело какое-то дома. Обделали они, что им надо было, а перед уходом зашли в крайнюю избу к Макарихе. Уселись на лавку, покурили, со старухой толкуют. И является в это время веселенький Никша. Увидал гостей, обрадовался: — Ах, ребята, милые вы мои! Воители разлюбезные!..