Сибирские огни, 1925, № 2

«особеннля жизнь». 251 знаете, у кого теперь водка. У них ловкости нет, а я поумнее. Убить готовы— завидуют. Да я и сам скоро уеду. Ну, его, и Таз этот. К себе на Украину поеду. Женился вот здесь. Ну, жена как хочет. Хочет едет— хочет у своих останется. Я ее неволить не буду: что же она там. По нашему по бабьему делу ничего не сумеет. Здесь, знаете, какая у них работа. Сидят да курят. Здесь родилась, что с нее спрашивать. По самоедскому обычаю и живет. Ведь это какие места, вы еще не знаете. Здесь 12 месяцев зима, остальное лето: 2 версты до ада... Самоед хоть грязный, да надоедный, да ухаживай за ним, улещивай, а русские еще хуже. Вот увидите сами. Я поеду, знаете, открою лавочку. Мануфактурой буду тургувать. Ах, хорошое дело, знаете, мануфактура, чистое. Говорят, турговлю теперь воспретят. Ну, только это здешнее дурачье болтает. Разве без турговли мож­ но? Да я не боюсь. Мне Лев Троцкий знаком. Я, ведь, ему да Коровья нож­ ка,— человек там один в Березове был,— и бежать помогли. Говорят, его Троцкий в Москву теперь позвал и в главные там поставил. Судьба, знаете, самый некудышний мужиченка был... Долго бы еще лилась словоохотливая речь Григория Николаевича, но нас пригласили ужинать. Два предсказанных Ленькой холодных уже красовались на столе. Са­ моедов за столом не было. Только Егор Шушаков в розовой ситцевой ру­ бахе сидел между русскими, и лицо его лоснилось гордостью и удоволь­ ствием. Я с любопытством следила, как он справлялся с ножом и вилкой. Ужинали молча и долго. Сидели степенно: мужчины по одну сторону сидели, женщины— по другую. Хозяева не садились за стол, они радушно прислуживали и усиленно упрашивали: «Кушайте, пожалуста», а гости отвечали: «Сколько хотели». Из горницы в кухню двери нет, и я все время поглядывала туда. Во­ круг низеньких столиков на полу сидят самоеды и сосредоточенно едят вареное оленье мясо и пьют чай с хлебом. Пот льет градом с их лиц. Еще бы! Горячий чай, железная печка и теплые малицы... Как только они терпят! После ужина подошел ко мне старик Тупов. — Вот спасибо, что не заспесивились, пришли моего пирога отку шать. Как-же именины, знаете. Самого жирного оленя всегда колю. Мине- Гуя*) для этого держу. Вот с пароходом приехали, говорят, муки белой в Тобольске нет. Ну, у нас на низу крупчатка еще в запасе. Только у меня женщины стряпать не любят. Свеженькое только и едим, что в Михайлов день, на Рождество да на Пасху. Вот зять мой никак привыкнуть не может; «что самоеды, то и вы», говорит. «Утром встанете— мерзлая и весь день мерзлая. Горячей пищи не увидишь». Это правда, ч!то мы совсем, как самоедцы, жить стали. Привычка. Место такое этот Таз особенное. И людей хороших мало при­ езжает. Это тоже верно. Хорошее дело мало кого сюда приведет. Привык я теперь, так без самоедца и скучно даже. Хоть прямо можно сказать— не человек он, а все-же облик имеет. Случаем сюда и попадает русский человек, знаете. Вот и меня возь­ мите. Жил в Сургуте не плохо, да полюбились нам с Просовым две сестры, а повенчать на родных сестрах поп отказался, ну, и с солдатчиной у нас было тоже не чисто... Подумали, подумали, уговорили девок да и убегли с *) Минеруй—бык неезкенный.