Сибирские огни, 1925, № 2
И чуть только смерклось, все население нашей зимовки направилось к Тупову. Кто пешком, а кто на оленях ехавших к «Мишке» самоедов. Двинулась и я, но только после 9-ти часового отсчета. Шла не «го рой», а низом. Полной темноты не было; снежный наст держал прекрасно, и итти было очень легко. На реке нагнала «Ивана Царевича», так его прозва ли за то, что он всегда силился рассказать русскую сказку, но никогда у него она не выходила. Он совсем безоленный. Живет бедно. Помаленьку промышляет. Сейчас тащит маленькую нарточку. Ходил смотреть ловушки на песца— ничего не попало. Везет лишь одного зайца, несколько куропа ток да свой кумыш. Я немножко озябла и впрягаюсь с самоедом в нарточку, чтобы согреться. Идем тихо, разговариваем. — Анна Петровна здорова?— спрашиваю. — Как-зе, как-зе...— отвечает по-русски Иван-Царевич. Он гордится своей бабой. Еще-бы— тобольская мещанка— звание. Когда-то попал в работники на Таз тобольский мещанин Шушаков. Пожил, пожил, да и женился на самоедке. По-настоящему, как раз миссио нер приезжал. 13 лет девчонке было, как-раз замуж. Крестили, обвенчали. В избе жила, платье носила, хлеб стряпала. Умер Шушаков. Четверо сыно вей оставил да дочь. А Анна Петровна за него, за Ивана-Царевича, замуж пошла. В чуме живет, девочка Наташка есть. А те дети поженились. Олени есть. Хорошо живут. У старшего Егорки жена рукодельница и в чуму хо рошо. Он кузнец, всем ножи делает. Как праздник— к русским девчонку Нюрку в гости везет, русское платье одевает ей. Анна Петровна не простая баба,— говорит он мне по-самоедски:— у нее русский муж был, она по-русски жить может, пусть по-русски На ташку учит. Вот Егор свою бабу не научил по-русски. Сам сегодня будет, а уж баба нет. Иван-Царевич тоже к Мишке идет. — Сегодня Мишка всех угощает. Только теперь худо. Сярки*) нет, ба ранок нет— масла нет. Раньше сколько самоедов, бывало, приедет—-не про дохнешь. Всех сяркой напоит Мишка. Он добрый, так «Мишкой» и зовут. Другого русского самоеды боятся, а Мишку ничего,— все любя’т. Кормил, поил. Нормы не было, ладно было. Мишка долга не спрашивал, все давал. Вот обдорские купцы худые были... Иван-Царевич задумался, и дальше мы шли молча. Прошли озеро, амбары внизу и поднялись на гору. Здесь, казалось, светлее, чем внизу, ви димо, оттого, что на западе начало играть Северное сияние. Зеленые пятна, все увеличиваясь, с запада расходились по северному небосклону и обещали дивную ночную игру света. Иван-Царевич знает, что это в холодном океане льды светятся, и свет от них по небу в тундру идет... Мы сбили снег с пимов и малиц и вошли в избу. В кухне было полно самоедов. Топилась железка. Было накурено и жарко. За столом и на полу самоеды играли в карты. В «двадцать одно». Саруха Тупова сидела на лавке и курила; маленькая самоедочка то и дело зажигала лучинку об железную печь и подносила старухе для новой прикурки. Меня провели в горницу. Посредине дочь Тупова накрывала на стол, а у покрытых толстой корой льда окошек играли в карты. Здесь все были русские. С зимовки. Я их уже немного знаю. Узнать не трудно. Приходят и *) Сярка—водка.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2