Сибирские огни, 1925, № 2

Дмитрий сразу вышел. Это Вэнга Ядни и есть. Я его раньше не знала. Весь Авор (двора фактически нет— чумы не огораживаются, не ого­ раживаются и редкие русские постройки), все пространство между моим жильем и хлебопекарней занято нартами и оленями. Около ста нарт, около четырехсот оленей. Итти приходится осторожно, так как нужно обходить хореи*): баба наступит, оскернит хорей, ездить нельзя будет, бобровой струей окуривать придется. Только что под’ехал Маку— глядит на меня, смеется: — Русская, старуха и недавно живет, а самоедский обычай знает. Это одобрение получила за то, что делаю двухсаженные зигзаги влево и вправо мимо хореев. В хлебопекарне страшно жарко, дым от куренья, шум стоит. Все горячо к сердцу принимают дело. Исконный обычай— за девку плату получить. Как мальчик родится, радости нет, а вот девочка— другое дело. Нука, князь, глава родового суда. Свидетели, обвиняемый. Ага, вот и жена. Как-же, знаю ее. Чудесная рукодельница. Мало кто такие мадеву, как она, делает. Обрат­ но к отцу от Дмитрия отказывается итти. Страшно ругается мать, Вэнгина старуха, баба старая, седая, растрепаная, с подслеповатыми глазами. Гово­ рят несколько старых самоедов. Что возмешь с малооленного, но обычай нужно соблюсти, при­ судили Дмитрию трех оленей отдать Вэнге за бабу. Того-ли девка стоила. В прежнее время иначе было. Если беден, живет холостым всю жизнь или у родителей, или в чужом чуму. Русских много стало. Все переменилось. От гама, дыма и желания все перевести из не вполне еще знакомого языка утомилась. Вышла на воздух. Под’ехала нарта. А, еще одна роман­ тическая особа— баба Хочето-Янту. Бросила мужа, ушла к Маку. А муж говорит, что все-равно обратно возьмет. С бабой знакома и иду к нарте. Но меня опередили. Не успела баба встать с нарты, как двое взрослых самоедов обхватили ее и с силой перебросили на близ стоявшую нарту. По­ том оказалось, что это были братья Хочето-Янту. Баба хлопнулась о нарту и страшно завопила. Сцену так быстро окружили самоеды, что я не смогла подойти. Как узнали так быстро, то все со схода кинулись к нарте. Крик пошел страшный. Через некоторое время нарта двинулась, правил старый муж Хочето-Янту. Позади на нарте буквально орала баба. За нартой шла родня Хочето-Янту. Маку видно не было, нарта направилась к речке и остановилась у чума Мунзи. Я очень беспокоилась за бабу, но решила не итти, пока не позовут. Часа через два пришла Мунзина старуха и сказала мне, что бабе пло­ хо и что хлебопек (русский рабочий) говорит, что, если сломали ребро, самоедов надо шибко судить, если только зашибли, судить легче. Мне пред­ стоит итти выяснить степень повреждения. Обещаю бабе сейчас притти и начинаю думать. Решаю, что определить точно-, выломано или нет ребро, я не смогу, но если оно только сильно ушиблено, хоть немного помогу ей массажем. Я вымыла руки, взяла баночку с вазелином, накинула малицу и вышла. Уже совсем стемнело. Сход давно кончился и только несколько нарт виднелось на Тазу. Подле чума на меня было набросились две больших собаки. Но меня ждали: Мунзина баба вышла и прогнала их. Я нагнулась, приподняла нюгу и влезла в чум. Мужчин не было. Но баб было несколько. Пострадавшая ле­ жала и охала. Возле нее стоял чай, мерзлая, варка. Она ничего не брала, и *) Хорей—двухсаженный шест, которым погоняют оленей при езде.