Сибирские огни, 1925, № 2
— Войворка пууча, неси мне мерзлую, дай чаю и хлеба и дай табак Ты мне руку портила. Чаю и хлеба он потреблял, как все самоеды, что называется, на запас, громадное количество. А табаку еще потребовал с собой. Последняя перевязка показала, что рука скоро заживет, и я, наконец, рассталась с моим «дорогим» пациентом. Недели через две я была на самоедском сходе. Толкалась среди приехавших. Рассматривала лица и одежду. Прислушивалась к языку. «Со- ворка пууча, соворка пууча*)»,— возглас громкий, смех, смотрят на меня. С краю толпы с высоко поднятой рукой, с улыбающимся лицом ко мне проби рался мой пациент. Рука его совершенно здорова. И он, радостно хохоча, показывал самоедам свою выздоровевшую руку, тыкал пальцем в меня и восторженно кричал: «Соворка пууча». Его крепкий организм послужил мне рекламой, и после него я разрезала не мало волдырей. НА ОЛЕНЯХ. Около 11 часов утра приехал за мной Ван-Хоба. Везут меня на Иевай-сале. День сегодня солнечный, морозный. Я одела малицу сверху со- куй и особенно позаботилась о ногах— они меня всегда подводят. Одела ме ховые чулки, пимы и, кроме того, нечто невероятное: «тобары»— это галоши из пышной черной собачины мехом вверх. Не ноги, а пудели пестрые. Зато могу быть спокойна. Ого, здорово холодно сегодня! У оленей пар садится на рога и шерсть, и они сказочно красивы в инее. Как это они стоят на месте, терпят такой мороз и как дышат в быстром беге!.. Удивительный зверь... Прекрасные, добрые глаза, и когда вожжа в руках самоеда, кажется изумительно ручным. Я только раз попробовала править сама и теперь уже знаю, сколько норо ва у этого «смирного» зверя. Он еще лучше, чем лошадь, «чует руку». Ван- Хоба смеется морозу и спрашивает, коверкая русский язык:— Калела? (Закалела). Мне стыдно сознаться, что я побаиваюсь такого сильного моро за, грузным комом сажусь в нарту и тороплю ехать. Хоба поднимает хо рей, берет в руки вожжу, и мы трогаемся. Нужно уметь удержаться на нар те, когда олени трогают, я не сразу к этому привыкла. Быстро пролетели два оврага за моим домиком и теперь несемся по ровной тундре. Четверка бежит во-всю. Впереди, закрывая горизонт, все время вьются белые столбы, искристые и солнечные. Этот мираж бесконе чен сегодня. Огромные галасы захватили небо: солнце впереди, солнце спра ва, солнце слева и даже сзади на севере, и только северное бледнее настоя щего. Сколько света! Весь простор скован морозом, и горизонт кажется совсем близким. Мы уже два часа в пути: бело, солнечно. Галасы потухли. Солнце ниже. Впереди становится мглистей. Стало как будто теплей, и мой возница начал было мурлыкать, но, видно, и самоедские легкие не выдержа ли— замолчал. Вдалеке на горизонте замечаю черную точку. Как не заметить: един ственная на белом покрове. Сначала она двигалась параллельно нам, но по том словно остановилась, и только через долгое время я соображаю, что она движется на нас. Мы едем своим чередом, но точка все приближается. Я га даю, но не могу сообразить, что это может быть. Да это нарта, тройка оленей в щегольской замшевой сбруе, самоед в раскошном белом сокуе; красные *) Соворка пууча—хорошая старуха. 16*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2