Сибирские огни, 1925, № 2

ков. Возле Мангазеи сражение было. Остяки город сожгли. Ничего теперь I ет там, только русский бог один стоит на берегу. Мы как раз подходили к Мангазее. И здесь был город!? Место подхо­ дящее: речка впадает здесь в Таз, и высокий берег— великолепный пункт для селения. Но сейчас здесь густые заросли берез, малинника, костяники и княж- ничника. Словно никогда человеческая нога не была. Катер обогнул мыс и стал вплотную у берега. Теперь вижу, что что-то было. Высокий берег размыт водой, и в раз­ мывном разрезе видны развалившиеся толстые полусгнившие сваи, балки, стены, косяки. Скоро смоет и это последнее, что осталось от .могуществен­ ной в 1610 году Мангазеи. Над развалинами саженный слой земли, а на ней густой лес веселых берез и рябин. Поднимаюсь наверх, вижу и «русского бога»—это часовня Василия Мангазейского. Серенькая полусгнившая часовенка, маленькие слюдяные окошечки. Дверь сломалась. Внутри рака, большой подсвечник и большая икона мученика. Совсем был город, как город, даже мученик свой был... Стоит во весь рост в красной рубашке, в белых брюках и босоногий, а вокруг изображение «подвигов»: был в приказчиках у купца Мангазейского. Оставался один в лавке. Ворвались воры. Ограбили лавку, а мальчика камнями избили. Утром •’•^зяин Василию не поверил, обвинял в краже, начал бить. Истязал. Убил. Похоронил. А могила светиться стала. Василий праведником являться стал. Вот часовню и поставили и похоронили тут. И русская икона и будничная легенда странны мне здесь, в далекой тайге, на границе тундры, в самоедской земле. Кому тут нужна она... Сажусь на ветхое крыльцо. Молоденькая остячка, что поднялась со мною вместе, смеясь, бросает мне в подол пучки брусничника. Ягода поспе­ ла, и кругом часовни сплошной красный ковер ее перемежается с массой фибов: крепкие, свежие подосиновки, подберезовики величиной с блюдце и с тарелку. Возле часовни заросли кислицы*), и ее красные гроздья, как цветные камни, горят сейчас на солнце. Пышно-кистные рябины упали тяжелыми ветками на разрушенную крышу часовни. Я любуюсь богатством здешней осени, но мое внимание отвлекают люди. Сверху подошла лодка, стала возле катера. Из нее вышло несколько остяков, к ним присоединились и наши, с каюка, и пошли наверх. Я быстро прячусь за угол часовни. Подошли, некоторые крестятся, подходят к столбику возле двери и каждый кладет кусочек бересты, а один положил спичечную коробку. Потом сели на крыльцо, покурили. Ушли. Я вышла из засады и бросилась к столику. Сколько здесь трубочек бересты и спичечных коробок! и во всех деньги—-3,5,7 копеек, есть и больше. Все бумажные. На катере у машиниста узнала, что в 1919 году было постановлено исправить часовню, и остякам и самоедам на сходах «предложено» жертво­ вать на перестройку часовни столь им «понятного» мученика Василия Убиенного. Время от времени приезжает казак с Сидоровской пристани и соби­ рает «доброхотные» пожертвования. *) Красная смородина.