Сибирские огни, 1925, № 2
— Как-же, спрашиваю,— ты разводиться будешь? — Верну ему песцов, оленей. Заберу амгары*) и ребенка и только.— Просто. Чайник вскипел, баба ушла за юраками. Вошла позднее гостей и с ней Сауди. — Ездил к сестре, берет сестру,— радостно сообщает мне баба. После чая я осмотрела промыслы, и мы тронулись дальше, обменявшись на прощание «меди-мерч» с Саудиной бабой: она мне дала пучек ниток из оленьих жил, сплетенных в косу, и получила наперсток, сережки и табак. Мы встретили три: лодки, в них полно было амгарей (скарбу), собак и людей. Это кочевали сверху к Сауди: вечером там вырастет еще два чума. Вверх по тазу. Катер «Зоя» уже с вечера был готов к отправке. Но боязнь тумана за держала его возле Хальмерседе. Я погрузилась еще с вечера, но не на катер, а на каюк. Во-первых, нет тряски мотора— будет работать точнее буссоль; и, во-вторых, в каюк село несколько тазовских остяков, а они меня очень интересуют. Сейчас пять часов утра, и «Зоя» уже идет вверх по Тазу. Солнце уда ряет в высокий его берег и заливает утренним светом нашу зимовку, и на фоне воды и безграничной тундры ее пять еле сколоченных избенок кажутся отсюда большим населенным пунктом. А если ехать из далекой правобереж ной тундры, какой столицей кажется она, особенно зимой, и самоеду, думаю я и смеюсь: целую зиму предстоит мне жить в этой «столице» Тазовской губы. Часа через полтора мы подошли к Мамеевской зимовке. На «горе» одна изба и два амбара, дальше на холму пять крестов. Очень странны они здесь... Кто и отчего умер в далекой тундре?.. Здесь мы сгрузили муку, сушку, табак и клепку для рыбных ящиков. Дельта кончилась и мы идем уже не прото ками, а рекой. Правый гористый берег подойдет еще верст через 80, а пока там беско нечная долина зелени. Отмели, островки, косы заставляют наш катер сильно лавировать. Я осматриваю берега в полевой бинокль. То и дело попадаются выводки молодых уток. Там и тут виднеются орланы—белохвосты, лебеди и журавли. Раз видела ш р ту с самоедом. Три ветвисто-рогих оленя с трудом тащили ее по земле. Раз попались берестяные чумы и возле них также олени. В крытой части каюка есть железная печка. И это очень хорошо. Стало пасмурно и сразу холодно. Сентябрь на Тазу не шутит. В каютке пьем чай с хлебом и паземом*'*), его тут же на железке под сушиваем и капли янтарного жира падают с него на хлеб. Обращаю внимание на одного из спутников. Одет по-русски, только сверху кумыш накидывает. Блондин, лицо узкое, голубые глаза, правильный нос. Губы толстые. Говорит по русски бойко, но шепелявит и присюсюкивает типично по-инородчески. Спросила: Андреев, отец— остяк, мать— русская, сам женился на долганке. Мы с ним долго разговаривали. Очень жалеет, что неграмотен. — Отец глуп, не хотел— Леньку, драться буду, а отправлю учиться. Обещаю зайти обязательно к нему в чум в Сюрче. *) Амгары—вещи, барахло, скарб. **) Пазем—вяленые без костей лучшие сорта рыбы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2