Сибирские огни, 1925, № 2

— Нельзя отлучаться, сама видишь, какое время—рыба пропадет, меня спросят. Ему просто лень было со мной ехать, но настоять не сумела. Долго копались 4 самоеда, которые в большой промысловой лодке должны были меня везти в Хайбедевонге. Когда уже садились в додку, пришел старик и пожаловался на плохой табак, который дают на зимовке русские за рыбу. Он протянул мне пачку. Да, это были одни палки, почти без намека табач­ ного листа. Войвосар,— сокрушенно говорит старик,— пясикусар татта вой- ворка луцци! (худой табак— палку табак дает, худой русский). Хайбедевонге. Редкостное утро стояло на Тазовской губе. От Нуур-о губа пред­ ставляв собою уже совершенно морской залив. Все шире и шире становятся воды. Начинает крепчать ветер, и лодка наша держится вблизи широкой песчаной отмели. Забавно было смотреть на бегущих по песку и воде длинноногих куличков-плавунчиков. Весной же на этих местах видны бы­ вают целые стайки дерущихся турухтанов. Но вот мы расстались с отмелью. Пора пересечь губу, чтобы попасть в Хайбедевонге. Самоеды натянули парус и мы пошли. И нужно сознаться, нас сильно покачало и самоеды основа­ тельно струхнули. Потом я поняла, что эти дети тундры очень трусливы на воде. Ни один из них не умеет плавать. Ведь они никогда не моются, хотя живут у самой воды. Чужая враждебная стихия... В час дня мы пристали к Хайбедевонге. Самоеды облегченно вздох­ нули— правда, ветер сильно окреп и волна поднялась нешуточная. Те же чумы, только их побольше, тот-же низкий берег, ребятишки, женщины. Мое внимание обратило множество собак: оказывается, на Хайбедевонге все самоеды оленщики. Меня, конечно, сразу окружили женщины, а мужчины уже допрашивали моих возниц. От них отделился тонкий парень в малице, но с русским лицом. Это «Евлашка», Евлампий Семенович Сидоров, засольщик на Хайбедевонге. Он принял меня подобострастно и с боязнью, немножко меньшей, чем принял бы исправника. Чует во мне какое-то начальство, держится принужденно, глаза бегают. Пригласил в чум. Там сразу начал распоряжаться. Утром был, видимо, прекрасный улов и меня накормили ве­ ликолепной сырой нельмой. Чтобы успокоить засольщика, я сразу попросила его заполнить анкету, он торопливо, толково и быстро это сделал. Понял, что я совсем не «исправник», и словоохотливо заболтал. Ведь я, знаете, с образованием, а вот теперь с этими идолами живу. Ведь тут две версты до ада. 12 месяцев зима, остальноее лето. Я в Самаровском селе окончил школу с похвальным листом. Ну, сирота, при­ шлое!. в Сургут в работники наняться. Там все слышу: Таз, Таз. Что за Таз за такой, думаю? И нанялся сюда. Мы пошли смотреть промысла. Богатство рыбы изумительное, какие максуны и нельмы! Здесь есть несколько бочек. Но тот же «стоповой» за­ сол, и амбаров для рыбы и соли нет. Я вернулась в чум одна и рада была боз засольщика познакомиться с хозяевами. Старики. У него удивительно благообразное лицо. Лежит и покуривает. Жена, хоть уже и бабушка, но больше 35 лет не дашь. И какая-то удивительно чистенькая и женственная. Сейчас стряпает лепешки. В корытце замесила тесто. В круглую булку воткнула палку, положила на костер. Когда край обжарился, отрезала его, и, воткнув палку, обжарила другую сторону. Срезанным краем поставила булку снова