Сибирские огни, 1925, № 2

Ей-богу, 38 ф. в месяц ел. В чашке так куском и стоит— не расходится. Самоеды— дурачье. С ними хорошо: меня боятся, я, как хозяин. Я говорю:— Видно, стоило только вчера посмотреть, как ты бабам са­ поги да портянки сушить бросил. Катырка страшно доволен моим замечанием, видно, специально и делал так, чтобы учла, что он собой здесь представляет. — Совсем королем живу. Н у у р-о. Вечером мы выехали из «Ярейко». Нас вез кривоглазый, курчавый енисейский самоед Николай. Он взял с собой свою маленькую дочурку. У девчонки солосы были убраны в две длинных косы, и сзади затылка и галии скреплялись пряжками и погремушками— совсем, как у взрослой самоедки. Вечер был опять очень красив. Снова* огромная луна колдовала над 1азовской губой. И просторы воды, и оторванности от всего привычного, чувствовались еще сильнее. В девять часов вечера мы под’ехали к острову «Нуур-о», откуда меня уже должны были везти i:-:a Хайбедевонге— конечные промысла в юго-вост. части Тазовской губы. Нуур-о— плоский, унылый остров, здесь всего только три чума. Николай провел меня в первый чум, по­ говорил немножко с хозяином и уехал. Мне нужно было здесь переноче­ вать, так как ночью меня никто не повез бы на Хайбедевонге. Я осталась «без языка» и, молча, наблюдаю за обитателями чума. Старуха и молодая женщина готовят для меня чай. Заплакал ребенок. Подошла старуха. Взяла стоявшую на земле люльку, поставила к себе на колени. Я подошла и села возле нее. С люльки сняли меховые лоскутки и из-под них выглянул совсем маленький человечек, его смуглая рожица была влажна, и к ней везде пристала оленья шерсть. Старуха вынула ребенка из люльки, взяла его на одну руку, поднесла к костру, и, поворачивая всеми сторо^ми тельце ре­ бенка, массировала его другой рукой. Так они делают, как я потом узнала, раза два в сутки, чаще из люльки не вынимают. В это время мать выбро­ сила из люльки мокрый мох и набросала туда свежего, сухого, торфяного мха, а сверху его наложила измельченных гнилушек—своеобразная пе­ ринка... Вскоре вскипел чай, и мы принялись, взаимно угощая друг друга же­ стами, за еду. Я обратила внимание на хозяина чума. Очень красивое лицо: прямой высокий лоб, орлиный нос, тонкие губы, острые глаза, длинные чер­ ные волосы прямыми прядями окаймляют его. Какое громадное сходство с северо-американским индейцем. Даже цвет кожи красноватый. Я решила при помощи словаря вступить в разговор. Мне налили чашку чая, и я ска­ зала бабе: «мась, мась!» (будет, довольно). Не ожидала эффекта. Я сразу стала не-юро (женщина-друг). На книжку мою они посматривали в недоу­ менном страхе. Утром пришел из другого чума самоед Манэ, он немножко знает по-русски. Благодаря ему, я узнаю, что вся семья очень удивлена, как это, пока в книжку (в бумагу) не гляжу— ничего не знаю, погляжу в бумагу— и у меня язык есть. Им кажется моя книжка колдовской. Манэ же мне раз’ясняет, что на Нуур-о промыслы небогатые. Стоят они на вольных неводах, т. е. являются свободными сдатчиками. Больше я ничего не могла выяснить, и начинаю злиться на Катырку: на зимовке он мне обещал об’ехать со мной промысла в качестве моего толмача, а пред с т ’сздом в Ярейко заартачился и отказался: