Сибирские огни, 1925, № 2
(зачастую совершенно неграмотный), прошедший весь ужас империалисти ческой войны, хлебнувший бесшабашной вольности 17 и 18 г.г., усвоивший скорее чувством, а не разумом, ненависть к старым божкам, и готовый разрушать их до основания. Советская власть рисуется, как правопорядок, при котором всем трудящимся будет вольное житье: никаких повинностей, никаких тягот, полная возможность использовать плоды своих трудов и всем— образование. У него есть стремление к новой жизни, но это стремле ние исходит не из требований разума, а опять-таки чувства. Он чувствует, что «там за далью непогоды есть блаженная страна», а какие тропы ведут в эту страну, для него не совсем ясно'. Он знает, что кто-то отвратительно безобразный стал на дороге к этой блаженной стране, кто-то снова хочет взять его за жабры, и он готов или свою голову сложить или супротивника свалить до издыхания. Пощады ему он не дает, не прося ее и для себя. Когда его спросишь: «За что мы воюем, товарищ?», он, не задумываясь, ответит: «За идею трудящегося народа». Когда же его попросишь раз’яснить, что значит эга идея, он ответит со свойственной ему некоторой долей эгоизма: «Л ты не знаешь.- Буржуев штобы не было, да гадов в золотых погонах». К этим золотым погонам он охвачен неукротимой ненавистью. Ведь недаром, после соединения с регулярными войсками, партизаны прямо завыли от злобы и негодования, когда увидели, что в Красной армии многие командные должности замещены офицерами. Он— коллективист, но коллек тивность у него какая-то стадная. Если он, например, видит и чувствует, что все дружно идут в схватку, он, не задумываясь, ползет хоть к черту в зубы но1, если у него нет чувства этой стадности, то не хватит и сме лости для более или менее рискованного предприятия. Вот почему особенно ценились те командиры, которые во- время боя принимали участие непосред ственно в рядах бойцов, раздавая более малодушным затрещины и оплеухи1). Попав в безвыходное положение, он знает, что ему пощады не будет (да он и не желает получать ее от «гадов»), и потому он бьется до последнего патрона. Ожидая ежеминутно нападения со стороны противника и готовый всегда сам к внезапному нападению, он ни на минуту не расстается с ору жием: висящая на левой руке винтовка всегда заряжена, револьвер без кобура заткнут за пояс, на поясе висит несколько бомб. Вот, схематически, в общих штрихах, тип партизана. И если мы, приняв во внимание особенности этого типа, подойдем к стихотворцам, то увидим, что они явились выразителями партизанского жизнеощущение и даже миропонимания. Особенно ярко заметно это на Рагозине: несмотря на свой «марксизм», он растворил свою личность в общей сумме партизанских настроений. Эти же настроения звучат и в Ко жемякине, и в самородке— Белолипецком. Отвечая на вторую часть поставленного выше вопроса, мы должны будем сказать, что здесь как раз действие прямо противоположно проти водействию: если партизанская масса оказывала непосредственно громадное влияние на своих поэтов в их творчестве (если позволительно будет так громкс выразиться), то поэты не оказывали равносильного влияния на массу. Последняя их не понимала. Возьмем, как пример, рагозшского «Стеньку Разина». ’) Конечно, не нужно понимать, что не было героических подвигов отдельных лиц. Не нужно забывать, что мы говорим о тйпе.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2