Сибирские огни, 1925, № 2

«Черств душою, эгоист, Цель его—нажива, На словах очень речист И обманет живо->... Еще пример из басни «Шаг на месте», написанный по поводу приня­ той резолюции учительским с’ездом— по вопросу о текущем моменте: «Однажды раки— И это, товарищи, не враки— Народ взялися просветить, Собравшись вместе, обсудить Вопрос»... и проч. Но если истинные партизаны, как Рагозин, не могли в своих произве­ дениях нащупать бьющегося пульса пролетарской революции и не написали ничего, что можно было бы назвать отражающим жизнь, мироощущение или миропонимание пролетариата, то за них, понимая, куда клонится дело, старался отобразить в партизанской газете (заметим в скобках, в газете, издававшейся в том месте, где совершенно отсутствует индустриальный ра­ бочий) вот этот самый инкогнито. В номере 30 от 29 октября 1919 га»йа напечатано его стихотворение «На заводе»: «Стук машин, рядами горны— Настоящий ад! Нужны действия проворны— Не зевай тут, брат!» Таким-же манером он дальше описывает окрики на рабочих со сто­ роны мастера Давилова и горе пролетариев, которых — «Всех загнал сюда царь-голод, Горькая нужда». а в кснце-концов — «...и в угоду капитала Будешь инвалид». Насколько автору удалось отразить истинные переживания проле­ тария, прикованного к. станку своим положением в процессе производства— распределения, и насколько верно изображена картина капиталистической эксплоатации— распространяться считаем излишним. Полагаем, что искрен­ ности чувств и неподдельных переживаний во все эти стишки вложе|но ровно столгко, сколько их было в действительности у этого версификатора. Естественно^ возникает вопрос: каковы же были взаимоотношения между партизанскими стихотворцами и окружающей их средой? Понимала ли их партизанская масса и понимали ли они ее? Для того, чтобы отве­ тить на этот вопрос, необходимо посмотреть, что представляла из себя эта масса? Мы должны констатировать разношерстность этой массы: тут мы найдем и пролетария, и деклассированного босяка, и кулака... Но, с дру­ гой стороны, принимая во внимание, что партизанские кадры вербовались, главным образом, из одной социальной категории— сибирского среднего крестьянства,— мы должны сказать, что все-таки у них было что-то об­ щее— общие духовные интересы и общий идеал общественного устройства. Стало быть, абстрагируя индивидуальные особенности, можно нарисовать тип партизана. Насколько мы знаем крестьянскую среду и насколько нам приходи­ лось наблюдать в массе партизан, этот тип рисуется в таком виде: кре­ стьянин, в возрасте от 24 до 35 лет, выучившийся грамоте самоучкой