Сибирские огни, 1925, № 2

нулся на мостовую. Его свалили на подвернувшегося извозчика ногами на сиденье, голова беспомощно тряслась и билась о подножку. Городовой, с ясно выраженным сознанием исполненного долга, поддерживал тело, упершись ногами в толстых сапогах, как в подножку, в грудь и живот Гринера. — Так-то! Милицию вам надо. Хотели на нас поездить. Мы на вас еще поездим, жиды собачьи! Везде валялись фуражки, шляпы, калоши, тужурки, пояса. Над го­ родом стоял непрерывный гул дикой бойни. Нина не успела еще развернуть своего флага. Первым, инстиктив- ным движением ее было—кинуться за Олечкой. Где-то близко она ее только что видела... Вот, вот она мелькнула... Не выпуская флага, под градом толчков и неожиданных мимовольных ударов со стороны бегущих, Нина кинулась в толпу. И вдруг толпа людей впереди раздалась. С площади вели высокую, полную гимназистку; белокурые волосы ее были растрепаны, всклокочены, наполовину выдраны, смочены кровью; остатки кофточки ед^а держались на плечах. От пояса до грязных, окровавленных, спущенных чулок все тело ее было голо. Ломовой извозчик, Иоганн Клейне, как будто играя для публики, бил ее ладонью по заду и громко в упоении кричал: — Вот тепе запастовка! Вот тебе, моя голодная детья! Хохот и свист вздымались волнами. Скрытые спущенными занавес­ ками, с пятнами румянца на старческих мертвых щеках, наблюдавший из окна своего дома картину погрома, Ласков, увидя расправу Иоганна Клейне, громко захохотал. Испытывая острое, похожее на удовлетворяемую страсть, наслажде­ ние, он хохотал и хрустел суставами пальцев, заламывая их. — Вот тебе ответ русского народа! Оттиснутая на мгновенье, Нина опять начала пробиваться против течения.. Вот... вот... мелькнула Олечка. Ее ведут, она как-то странно изгибается, словно переламывается на каждом шагу. В ее рученке, грубо задранной и поддерживаемой кем-то, краснеется замерзший, маленький флажок. Крикнув, не помня себя, не сознавая окружающего, Нина, толкаясь плечами, руками, коленами, начала продираться вперед. Кто-то сильно схватил ее за руку, назвал по имени... Около нее стоит Петруха, не бледный, а весь какой-то серый, с остановившимися глазами. — Беги!— закричал он над ее ухом, но, казалось, шопотом.— Беги! Дай это! Он схватил флаг, сунул под пиджак. Древко нелепо высовывалось сбоку. — Беги! — Флаг... Андреич... Его нельзя бросить... *- Ладно! Схватив Нинину руку, Петруха бросился назад. — Что делаете? Эта в управе была. Еще на месте головы сидела. Звук револьверного выстрела. Толпа шарахнулась, сминая задних, падая. Внимание отвлеклось от Нины. Стрелял, но ни в кого не попал, отбиваясь, младший Левенштам. Че­ рез минуту от него осталась только груда кровавого, горячего мяса. Разорвалась вся привычно-налаженная жизнь, и как вода в насквозь и широко пробитом судне, хлынуло то, что даже в малом проявлении

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2