Сибирские огни, 1925, № 2
Клетки были устроены во дворике одиночного корпуса следующим образом: была сделана высокая дощатая ограда в форме многоугольника. Многоугольник делился разгородками на треугольники, вершины которых были отсечены и оставляли место для дверей. Один треугольник, обращенный к корпусу, совсем не имел внешней стены и представлял собою с’ужающий- ся коридор, из глубины которого по радиусам расходились двери в отдель ные клетки. Каждую камеру выпускали из корпуса, провожали до клеток и замыкали в одной из них. Вслед за этим проделывали то же с другой и т. д. Так заполнялись все клетки. Над центром многоугольника, опираясь на две ри клеток, высилась открытая круглая будка, где помещался надзиратель, наблюдавший за гуляющими. Длина основания каждой клетки была семь шагов, длина стороны— девять шагов, высота дощатых стен— аршина четыре. В этой обстановке «гуляли» заключенные одиночного корпуса в те чение зимы по полчасу каждый. Время прогулок в клетках широко исполь зовалось нами для общения друг с другом. Во всех стенах клеток были про- ковырены щелки, в которые мы перешептывались, обменивались записками к, наконец, просто оглядывали друг друга. В связи с клетками помнится, между прочим, один случай, характери зующий нервность наших ребят. Однажды из корпуса стали выпускаться за ключенные «а прогулку в клетки. Надзиратель, который должен был стоять у клетки и пускать в них, опоздал, и поэтому у клеток скопились ребята из 3-х или 4-х камер и провели вместе несколько минут. Это неожиданное «свидание» вызвало удивительную реакцию: вместо того, чтобы использо вать его для беседы, сгрудившиеся товарищи непрерывно истерически сме ялись до тех пор, пока не прибежал надзиратель, разместивший их по клеткам. Против этих «клеток» мы и восстали. Во-первых, клетки нам надоели, а, во-вторых, когда стало таять, в них намесилась довольно глубокая грязь. Клетки были очень узки и высоки. Солнце не доставало до полу, и поэтому грязь сохла крайне медленно. Вернее, весной, пока было сыро, не сохла вовсе. Приходилось каждую прогулку топтаться в грязи. Поэтому мы потре бовали, вместо прогулок в клетках, общей для всего корпуса или групповой, т.-е., для нескольких камер сразу, прогулки во дворике корпуса, отказав шись до удовлетворения этого требования выходить на прогулку. Благо даря этому, мы несколько дней сидели без прогулок, после чего наше требо вание было удовлетворено. Всех выпустили гулять на северную сторону кор пуса, где не было окон с политическими камерами. Некоторые камеры со единили в группы, а некоторые оставили по-прежнему. Кажется, в связи с нашим отказом от прогулок в клетках, наш корпус об’явил бойкот начальнику тюрьмы Н. И. Леоновичу. Бойкот должен был выражаться в том, что заключенные не должны были к нему ни с чем обра щаться, при входе его в камеру не вставать и не отвечать на его вопросы, словом, не замечать его присутствия в камере и тюрьме. Был или нет осве домлен Леонович о нашем решении— не знаю. Но только, спустя каких-ни будь полчаса после его принятия, он явился в корпус и почему-то сразу на правился в нашу камеру. Когда он вошел, брат мой гулял по камере и по тому, естественно, оказался на ногах, а я лежал на кровати. Войдя в камеру, Леонович некоторое время смотрел на меня, потом сказал: — Встаньте,— разве вы не видите, что пришел начальник тюрьмы? Я, не двигаясь, смотрю на него, как на пустое место, и молчу. Молчит и мой брат.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2