Сибирские огни, 1925, № 2
Положение выдающегося вождя в корпусе занимал до его увоза в Красноярск Иннокентий Воронцов, очень серьезный, но в то же время жи вой, веселый и пылкий человек. Он умел говорить точно, ярко, красиво и чнушительно, и всякое его мнение пользовалось большим авторитетом. Мне у ч необычайно нравился. Казалось, что в нем скрыт выдающийся революци онный работник. Обвинялся он в участии в красноярском восстании, в ре зультате которого в конце 1905 года была образована кратковременная «Красноярская республика». Будто-бы ему угрожала смертная казнь. Зимой же он был увезен в красноярскую тюрьму, откуда, некоторое время спустя, бежал в порядке массового побега заключенных по делу красноярской рес публики. Много лет я не имел никаких вестей от него. Недавно мне рас сказали, что он погиб на красном фронте в боях против Колчака. Репутацией «теоретика» в нашем корпусе пользовался В. Е. Воложа- нин. Про него ребята говорили, что он специалист по аграрному вопросу. А в нашей полемике с эсерами это имело большое значение. В доказатель ство его специализации указывали на то, что у него есть книга П. П. Масло ва «Об условиях развития сельского хозяйства в России», которую он изучает. Нашим «юристом» был М. И. Преловский. Он составлял товарищам всякие заявления, инструктировал их тактику на допросах и на суде, ре дактировал и юридически обосновывал всякие протесты >кашего коллектива против тюремного режима. Я провел в тюрьме весну и часть лета 1906 года. Все время тюрьма была полна народу, и жизнь в ней протекала очень бурно. В частности, было несколько коллективных выступлений заключенных против тюремного режима. Два раза в месяц нас водили в тюремную баню. Каждую камеру отдель но. Баню обслуживали уголовные. Через сношение с ними могла быть, и дей ствительно была, связь с волей; поэтому при возвращении из бани нас пред варительно заводили в тюремную контору и там обыскивали. Нам это было невыгодно,и мы решили это уничтожить. Много раз обсуждали через окна этот вопрос. Предлагали самые разнообразные формы протеста против после-банных обысков вплоть до голодовки. Но в конце-концов ограничились отказом от бани. Насколько помнится, обыски были отменены после того, как весь корпус однажды не использовал предложенной ему возможности пойти в баню. Для нас, разумеется, отказ от бани был тоже лишением: во- первых, мы оставались грязными, во-вторых, теряли случай раз в две не дели поразнообразить течение тюремного дня. Но это лишение вполне оку пилось отменой обыска. Другой протест был связан с прогулками в клетках. На обстановке этих прогулок следует несколько остановиться. В корпусе было до сорока камер, которые почти все были заполнены политическими. Правда, принцип одиночки был вполне нарушен, ибо только единичные заключенные содержались по одному, подавляющее-же большин ство камер включало 2-3, а иногда и 4-х заключенных. Было тесно, но, разу меется, менее скучно. На прогулку выпускали каждую камеру отдельно, пытаясь изолиро вать ее от других. Для прогулки одной камеры отводилось полчаса. Пропу стить в течение короткого зимнего дня все камеры через одно и то-же место прогулки было, разумеется, невозможно; поэтому на прогулку выпускалось одновременно 10-11 камео, и каждая из них заключалась в особую «клетку».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2