Сибирские огни, 1925, № 2
К моменту моего возвращения в Томск наступила реакция. Прибыл вновь назначенный генерал-губернатор барок Нолькен, бывший полицеймей стер города Варшавы, развивший в Томске жесточайшие преследования революционеров. Закрытие газет, запрещение собраний, аресты и прочие «меры административного пресечения» посыпались, как из мешка. Положе ние становилось тяжелым. Возвратясь в Томск и войдя в ученическую организацию, я увидел, что очередным является вопрос об удачном, без поражения достоинства органи зации, отступлении. Бессодержательная поверхностная ребяческая революци онность большинства учащихся иссякала. Необходимо было кончать заба стовку и возвращать учащихся в школы, иначе они возвратились бы и без нас. Обсудив вопрос в Исполкоме Союза, мы постановили призвать уча щихся к прекращению забастовки, ибо она была ничем иным, как поддерж кой всеобщей забастовки рабочих и служащих страны, и поскольку всеоб щая забастовка закончилась, нужно и нам закончить свою. «Но это не зна чит, говорили мы дальше,-—что учащиеся должны порвать с революционным движением; нет, период передышки они должны использовать для того, что бы укрепить свою организацию и развить свою политическую сознатель ность». Этого рода директивы дали мы во все школы. В какой мере они были выполнены, уже не помню, но все школы вскоре открылись. В конечном сче те, разумеется, вторая часть нашего плана не осуществилась. Открытие нашей гимназии происходило следующим путем. Пока мы решали вопрос о «титуле» прекращения забастовки, к нам обратились с просьбой призвать учащихся на занятия члены, впервые тогда только что учрежденного, родительского комитета А. Н. Гаттенбергер (впоследствии министр внутренних дел у Колчака), местный литератор П. Н. Бражников и проф. Н. А. Александров. Они пригласили Гоштовтта*), меня и еще кого-то из наших «лидеров» и убеждали воздействовать на учащихся в направлении прекращения забастовки. Поломавшись и имея в основе своих действий ди рективу Исполкома, мы согласились на их предложение при том условии, что учащимся пред концом забастовки будет разрешено общее собрание в гимна зии. В атмосфере возродившегося царского зажима такое условие было боль шою дерзостью, но в конце концов, так как мы ни за что не хотели усту пать, оно было принято. Собрание человек в полтораста-двести . в присут ствии родительского комитета, и некоторых учителей состоялось. Гоштовтт был председателем, я выступал от имени Исполкома Союза с той мотивиров кой прекращения забастовки ,которая была намечена Исполкомом, призывая учащихся продолжать участие в революционном движении в тех формах, ко торые предложи I Союз. Так собрание и решило. И, кроме того, по предло жению других товарищей, оно об’явило бойкот одному из учителей за рас сказывание неприличных анекдотов на уроках и грубое обращение с учащи мися. Бойкот этот довольно стойко выдерживался, по крайней мере, некото рыми классами, до конца учебного года. Занятия возобновились. Грешный человек,— я мало уделял им внимания и гимназию посещал в пределах революционной надобности: распространить нелегальные книжки и листки, переговорить по делам Союза и т. п. ) Вяч. Конст. Гоштовтт, упоминавшийся уже, мною, член наших гимназиче ских кружков. В нашем Союзе играл роль наиболее искусного и потому любимей- шрг ' о председателя собраний. Теперь—научный сотрудник Института советского права в Москве.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2