Сибирские огни, 1925, № 2

Погрома, ужасов, убийства Вольфсона, Яропольского и др., как и страш­ ного пожара управления дороги, в здании которого погибло так много непо­ винных в революции случайных людей, я не стану описывать. Все это часто описывалось и ранее и поэтому широко известно. Революционеры, насколько мне помнится, серьезных потерь на этот раз не понесли. Как люди, готовые ко1 всему, они скрылись, что и было, разумеется, самым разумным в их положении. Нечаянно скрылся и я. Накануне 20 октября митинг в Королевском театре очень затянулся. Домой я пришел поздно вечером чрезвычайно уста­ лый. На следующий день я совсем не выходил из дому, так как накануне было об’явлено, что митинг начнется в 3 часа дня. Из города тоже ко мне никто не приходил, и поэтому до 2-х часов дня ни я, ни молодежь, жившая со мной, ничего не знали о разыгравшемся в городе погроме. В начале третьего часа я и один из моих товарищей обычным порядком облачились в свои гимнизические шинелки, которыми, как знаком при­ надлежности к революционному сословию, мы очень тогда гордились, и отпра­ вились на митинг. Мы уже дошли до главных ворот университета в своих серых пальто с белыми пуговицами, как нас остановил один из тогдашних социал-демокра­ тических ораторов, студент-технолог Лехонин: — Вы куда, товарищи? — На митинг. — На какой? — На обычный— в театр. — Да вы с ума сошли! Никакого митинга нет. В этом месте как раз сейчас разгар погрома. Стоит вам только дойти до клиники, и вас убьют. Мы обиделись. Нам казался невероятным такой резкий переход от «свободы» к невозможности в гимназическом пальто выйти на улицу. И мы думали, что Лехонин, предполагая в нас «несознательных» трусливых мамень­ киных сынков, нарочно преувеличивает перед нами какую-то нам еще непо­ нятную опасность, чтобы отвлечь нас от постороннего нам риска. Мы на него «плюнули» и с гордым видом тронулись дальше. Но он не отстал. Вдруг взволновавшись и как-бы растрогавшись, он схватил, нас за плащи и начал самым теплым товарищеским и в то же время взволнованным тоном убеждать в том, что есть действительная опасность выйти на линию погрома в ученической форме, что в городе уже убили многих интеллигентов и т. д. Сам он был одет, вместо прежней студенческой формы, в какую-то чуйку и валенки. Почувствовавши его тон, мы, наконец, вняли его совету вернуться до­ мой, соответствующим образом переодеться и тогда снова притти сюда. И мы вернулись. Но дома за время, пока мы ходили, у нас перебывало несколько ребят, которые побросали свои плащи и, позабрав весь наш, более, чем ограниченный, штатский «гардероб», убежали созерцать погром. Так мы невольно остались дома. Какой вечер мы пережили, ожидая возвращения наших друзей и разглядывая со двора жуткое зарево пожара, распластавшееся по мутно­ темному ночному зимнему небу,—-всякому понятно и не стоит пытаться эти часы воспроизводить. Скажу лишь об одном: когда поздно вечером все пришли и рассказывали об «итоге» погрома и пожара, я остро почувствовал, что революционному движению в Томске нанесен такой удар, от которого оно скоро не поднимется. Я впервые ощутил, что есть какая-то «масса»,