Сибирские огни, 1925, № 2

губернатора. Его не приняли, так как никакая организация к захвату власти подготовлена не была. Я думаю, что и не готовилась. Вообще захват власти не был актуальной задачей тогдашних том­ ских революционных организаций. И получалось странное, двенадцать лет спустя блестяще разросшееся в меньшевистско-эсеровскую тактику, положе­ ние. Люди хотят победы революции. Руководят революционным процессом. Но ограничивают это руководство одной «словесностью». Это было, как впоследствии стало всем очевидно, типическое мещанско-интеллигент­ ское «революционерство», Помимо всего прочего, оно также нелепо, как нелепо было бы командование воинской части, учащее своих солдат одной только «словесности», не организуя и не воспитывая их к предстоящему бою строевыми занятиями и обучением владеть оружием и не вооружая их. Так, весь октябрь в Томске был только жертвенным, а не действенным. Мы умели геройски умирать и трогательно хоронить друг друга, но не умели бороться, не только как наступающие революционеры, но и как вооружен­ ные и организованные защитники своей жизни. И когда 20 октября разыгра­ лось безжалостное и дикое черносотенное нападение, жалкая студенческая милиция и самооборона еврейской молодежи оказались не в силах сколько- нибудь защищать население от него. Не уверен, но предполагаю, что и среди войск никакой работы тогда не велось. Как будто все ждали, что правитель­ ство великодушно капитулирует перед нами. Через день или два после порки у коммерческого училища мы, учащиеся, почему-то опять демонстрировали по городу и, между прочим, часа в четыре дня подошли к бесплатной библиотеке на бывшей Духовской улице, где в это время происходил городской митинг. Мы. туда вперлись. Встретили нас очень радушно, даже приветствовали официально. Митинг, по обычаю, затянулся. Когда часов в 7-8 он окончился, оказалось, что здание оцеплено казаками и выйти из него нельзя. Послали парламентеров к командиру. Вышла «резолюция»: могут быть освобождены женщины и дети, а остальные будут арестованы. Под «детьми» разумели нас. Митинг обозлился. Со стороны женщин и учащихся раздались речи о том, что те и другие считают для себя оскорбительным покинуть ряды революционеров. На этом все и согласились, и остались сидеть в здании дальше. Митинг иссяк. Началось пение и всяческое веселье. По своей оживлен­ ности этот вечер— один из приятнейших в моей жизни. Было очень весело. Одно было худо: скоро всем захотелось есть. Какими-то способами было до­ быто несколько корзин с булками, но они очень быстро рассосались в ог­ ромной толпе, и многим, несомненно, ничего не досталось. После часу ночи казачье оцепление было снято, и мы весело и гордо разбрелись с шутками по домам. Так царское правительство воспитывало в нас коллективистический быт. С 17-го по 20-е октября на улицах не было полицейских. Они куда-то скрылись. В театре разыгривались трогательные, правда, единичные, сцены сложения оружия отдельными полицейскими и офицерами. Нарастание обыч­ ной в начале всякой революции лирической стихии, этих столь же эффектных, сколь и ненадежных порывов, шло обычным порядком, как по маслу. Зато с 20 октября долгое время на улицах города нельзя было показаться никому в форме учащегося средней школы, студента, чиновника и просто в интел­ лигентном платье. Какие-то неведомые группочки людей, шнырявшие по ули­ цам, молча набрасывались и убивали.