Сибирские огни, 1925, № 2
но, для ее счастья? Мы жаждем чести участвовать в освобождении родины,, чести быть мученниками этого освобождения». Как этой чести добиться? Старый литературный кружок меня уже не удовлетворял, ибо прямой связи с вопросами современной общественной жизни он не имел. И хотя я его посещал, но мне этого было мало. Мало презреть Пушкина, мало уверо вать, что бога нет,— нужно построить свою жизнь на этом «мировоззрении»,, в частности, стало быть, проявить себя в качестве общественною работника. В этих именно мыслях и желая, но не имея возможности, принять уча стие в революционном движении, решили мы четверо пока подготовляться к этому участию: учиться. Гимназия, понятно, нас этому не учила, поэтому решили учиться сами, образовав кружок в четыре души. Труден был вопрос о помещении. Трое из нас, в том числе и я, помещение для собраний предо ставить не могли. Собирались у четвертого, полукрадучись, как воры. Наш товарищ жил в комнате-мезонине над квартирой своих родителей. Лестница была внутренней, и мы не без смущения проходили через часть этой кварти ры, чтобы добраться до лестницы. На первом собрании кружка я представил программу занятий в нем или, вернее, список книжек, брошюр и журнальных статей, которые, по1 моему мнению, следовало бы прочесть. Занятия в кружке, по предположе нию нашему, должны были состоять так же, как и в литературном,— из чте ния и обсуждения прочитанного. Разница с последним кружком была лишь в выборе материала: в новом кружке он касался исключительно общественных и политических вопросов. При первом же чтении, не помню уже, какой книжки, содержащей в себе обличения средней школы, мы легко и единодушно пришли к выводу, что корень школьного зла— самодержавие. Исцеление школы возможно лишь на основе политической революции: «школа может быть свободной только в свободном государстве». Мы собирались дважды. В третий раз собраться не удалось: хозяин помещения сказал, что в дальнейшем он помещение предоставить не может. Так наш тесный, первый в моей жизни, политический кружок погиб. Но жить без подобного ему, без арены обмена своими суждениями об общественных и политических вопросах мы уже не могли. 3. Революционные кружки учащихся. Почти сразу после смерти своего кружка мы узнали, что несколько гимназистов из шестого параллельного класса организуют подобный кружок, и обратились к ним с просьбой взять нас четверых к себе. Нас «взяли». Сообщили нам время и адрес. Тоже в субботу вечером. Пришли мы. Оказалось, что кружок собирается у гимназиста, одино кого юноши, снимающего комнату. Уже это одно сильно возвышало данного товарища в моих, совсем еще мальчишеских, пренаивных глазах: «как боль шой». В комнате было холостецки сухо, но в то же время чувствовалось совершенно свободно. Того стеснения, которым обычно веет от «домашне го» или «семейного уюта», не ощущалось. Почему-то врезалось в память, что окна были завешаны вместо занавесок газетами, а на столе, единствен ном в комнате, скорее маленьком, нежели большом, застланном газетою же, лежал недоеденный черствеющий кусок сдобной трехкопеечной плюшки. Отсутствие семьи вокруг нашего товарища, а также эти детали обстановки его жилища, необычные для большинства тогдашних гимназистов, как-то сразу срослись в моем сознании с предметом и тембром наших кружковых
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2