Сибирские огни, 1925, № 1

И зачем ей вчера, душным вечером летним, захотелось напомнить о плакучей осени? И зачем сегодня, смеющимся утром, скрипка сеег груст­ ный летний вечер? Нет, не хочет, не будет, не станет грустить в это утро. Не унести его скрипке в сиренный сев тоски о сумасшедшей восставшей земли. Тебе грустно, сирена? О, станет сейчас тебе весело. Скрипку — в кусты сирени, и стан обомлевшей девушки вальсом вскружил по роще. — Танцуйте же вальс, вальс! Иль хотите шнель-польку? И Тропп сатиром кружит тающее тело. — Танцуйте же, тан-цу-у-уй-те! А Лиза льется истомным смехом, падает ему на плечо. — А теперь, — обрывает Тропп и смеется, — теперь — точка. И с красной строки — тарифы и диф-фе-рен-ци-аль-ная рен-та. Лиза устало падает в траву, натужно шепчет сквозь' прерывистое ды­ хание: — Бедная скрипка. — Ваша скрипка цела, и вы на ней еще сыграете другому... притом, конечно, под сурдинку... А за меня, — усмехнулся — за меня ведь работает революция. — Нет, нет, в вас есть и вправду что-то такое... сумасшедшее... рево­ люционное... Взглянул на часы: четверть второго. — Меня ждут. — Как ? Вы не отложите доклада? — Я никогда не откладывал своих решений даже ради Лены... — О, резонер, резонер! И тут разом— футуристы, радуйтесь — в сумасшедшем переплете пло­ скостей и планов, десять Троппов, обогретых солнцем, раскаленных телом, один, ногами врезаясь в череп другого, и девятый, топча мудрость пятого н культурный корсет седьмого, — десять Троппов в клубок скрутились. И первый, иронический: — Что станет с революцией и диф-фе-рен-ци-аль-ной рентой, если распустить эти тяжелые косы, и сверкающий ручей девичьей шеи покроет весенним громом поцелуев? И второй, патетический: — А Лена? А честность? А правда? И третий — на страже: —- А доклад? В два часа... И Пахтенко уж пыхтит, спеша через гору щебня... А дальше, суживаясь, уменьшаясь, отраженные меж десяти зеркал, вглубь бежали, прыгали, шипя и ненавидяще сшибаясь седьмые и восьмые. Седьмые хихикали: — О, резонер, резонер! Восьмые: — Просто разопревшее ж-жи-вот-но-е! А Тропп десятый — тот, последний — постыло подал Лизе руку, ска­ зал стеклянно: — Я опоздал. Простите. Я волнуюсь. Меня трясет уже ораторская ли­ хорадка. И сжал холодную ее ледяшёчку — узкий пятистопный ямб.