Сибирские огни, 1925, № 1

А теперь— неужели обнимет этого Яшку, скажет ему: -- Люблю тебя. Смешно и ненужно. Пахтенко Знает сам, Пахтенко плавится и сам великою любовью и еще более великим гневом. Пахтенко принял в душу желтую руду и огнедышащую домну, выжигающую сердце. Курлыкай-же, Пахтенко, свою песню, лавой лей любовное: — Ла-а-а... Это— ласка пламенному завтра... — А вон и Вечерний К ут !— зачарованного Троппа за плечо трогает спутник.— Видите, рельсы бегут на дороге? Она и есть: станция. Быстро? — Быстро, товарищ. —- Да только рабочие живут вон за той горою щебня,— видите? В котловине. Там и читать вам придется— в рудничной столовой. Три руд­ ника завтра придут на Вечерний Кут. — Что за прекрасное название; «Вечерний Кут». -- Прекрасное, да не особенно: путейские инженеры, как достроили, вечером и закутили. Вот оно—и Вечерний Кут. Эго я вам фактнческу. Тропп, не слушая, повторяет, зачарованный, прыгая босиком по рельсам: — Вечерний Кут, Вечерний Кут... В полночь постучали в красный каменный домик за станцией. Чирк­ нула за дверью электрическая кнопка, спросил недовольно женский голос: — Кого это гонит ночью по рудникам? — Я —агитатор. Гонит меня революция. Зажурчал, как давеча, ночной ручей в лучах луны, заливчатый .де­ вичий смех, а в открытых дверях: блондинка с расчесанными на ночь валами волос. — -Вы, верно, Тропп? — Да, я телеграфировал. — Войдите. Брата нет. Ушел с женою на Шмаково слушать Зань- ковецкую.— Смеетесь? На руднике театр и— Заньковецкая? Да, да, отлич­ ный театр— спросите вашего товарища. — Так и есть. Наш театр: на рабочие деньги и йыстроен. Выходить все рудники— такого не найти.--Пахтенко рдеет сдержанной гордостью и вдруг поглядел на Михаила и блондинку и стал прощаться. — Завтра в половине второго зайду. Троппу стало вдруг не по себе: постучал ночью в незнакомый дом. никого нет, и один-на-один с златокудрой смеющейся девушкой. Стал удерживать Якова, но у Якова тысяча дел и все —представьте— неотложные: и рот полон хлопот, и поздно, и нужно перелезть еще через гору щебня, пока светит луна. Поклонился и вышел. Девушка лукаво, исподлобья, дозирает смущение Троппа, на щеках серебряными пятачками ямочки упрятанного смеха. Отмерив ироническую паузу, подает руку. — Меня зовут Лиза. Хотите, я вам спою? Оторопел. Да, спасибо, давно не слыхал женского пения. Если ее не затруднит... — Чудак. Я ведь сама и предложила. Согласитесь, это лучший вы­ ход из смущения... . — Для вас... А я, тем временем, что буау делать? — Слушать, иль тихонько, в сторону, позевывать.