Сибирские огни, 1925, № 1

Взошла луна, раскрыла у ног Михаила серебряное чудо. — Что это?— вздрогнул от неожиданности. Поближе— ручей, а впереди огни горючие— то наши домны, рудт ники, вечный от них огонь, немеркнущий. Тут их одиннадцать в одном углу. Двадцать тыщ народу занимают. Иш-шь, ды-ы-шут,— шепчет с гордостью и умолкает. И «домна» в шопоте оборотилась; — Домом. А звезды земли, извергаясь, искрятся, взлетают в небо и падают, и пышут вновь. Сняли сапоги, связали ушко к ушку,, повесили на палки. Михаил по- детски улыбнулся, босиком пошли через ручей. Мягко обожгла ступни усталые вода холодная, шелковый песок прокрался между пальцев, и зачем выходить из ручья?—-лечь, окунуться в холодное серебро, руки звездам земли отдать, песню запеть, умереть. Как это мог когда-то бояться смерти, вздрагивать при мысли, что опустят в чужую, червивую землю. Как это мог огорчаться былыми огорчениями: оттого-ль, что Лена холодна, иль рассказ провалился, оттого-ль, что Владимир идет по улицам жизни, как по улицам смерти, и, встречая, шепчет: — Я умер. Я — духовный труп. Это было давно, когда еще не горела земля, когда звезды еще не выпали в шахты из пустой короны самодержавного неба. Это было тогда, когда ночи просиживал в душной комнате, чадил скверным табаком, пил до горечи желтый чай, спорил с пергаментно-желтыми, желчными друзь­ ями. Это было тогда, когда еще не горела земля. И сказал народ: — Да будет свет! И стал свет. И звезды выпали из короны неба. И увидел Михаил, что хорошо, и сказал: -— Да будет так! И стало так. И Яшка Пахтенко и Михайла Тропп бросились бурым рудам навстречу чрез серебряные воды. Будьте же благословенны, огни земли, и сверкания вод, и молитвы полей, и великие землетрясения революций. Однако, он размяк. Просто устал в дороге, шестую ночь не спит, все едет, проповедует и мчится дальше. Где же берега твои, жизнетворчество? А Яшка идет и думает то же самое, и только имени не находит своим мыслям. Ушел очами в родную домну и тихо смеется. И если мыс­ ли его не те же, зачем берет Михаила об руку, зачем поет, и песня у них одна и та же, одна и та же? И не стадность это— разве вдохновение бывает стадным? И перекати-полем скифское носится: — Ла-а-а-а... Вышло так смешно, когда недавно, в каком-то местечке, рискнул тряхнуть стариной, бросить политические темы, прочитать о подполье интеллигентской души после пятого года. Как коряво, лицемерно он читал, и публика зевала и чихала, а ..он беспомощно путался, что-то вспоминая, и, безусловно, был-бы засвисг’ан, если-б не вернулся к вулканическим темам дня. Т у т сразу— речи, и приветствия, и споры бешеные...