Сибирские огни, 1925, № 1

— Май не сам в артель просился, а звали. Что же до бочек, то ска­ зал— сделаю. Рожнов прыснул кашей на стол. — Подожди, к Рождеству сделает. Ты-б себе лучше обручи на гроб на­ бил, мы-б тебя к ходу похоронили. Бондарь кинулся с топором к Рожнову. — Ах, ты, сукин сын, меня хоронить, сволочь поганая? Самого похороню!... Было это так неожиданно, что Рожнов едва отскочил к стенке и, шаря рукой, пытался схватить полено. ; Куров выхватил у бондаря топор и швырнул его в угол. Плотная густая ярость выливалась из глотки криком: — Даешь бочки, твою ма^ь?.. — и Куров бил бондаря по голове кула­ ком. А «Юкала» сидела на нарах и улыбалась тихо тонкими и бледными губами. Уже когда разняли дерущихся, и бондарь лежал на нарах потный и красный, она сказала спокойно, нараспев: — Я тебе говорила, не ходи в артель к большевикам, убьют, непремен­ но убьют, а меня разложат потом, как чурку, увидишь, и выйдет— отдай же­ ну дяде, а сам иди к б.... К этому клонят. Молчанов, держась руками за голову, выскочил из коптилки, и слышно было, как он громко шептал: — Боже мой, господи... ну, и артель, тьфу, тьфу!... Мишка тоже плевался. Вечером приехали гиляки, возвращающиеся с нерпичьей охоты. На нартах лежали лодки, как черные длинные гробы. Из лодок торчали шкуры, звенели гарпуны и скрипели снасти. От собак густошерстных шел глухой звериный рык и пахло талым снегом, от гиляков несло солеными ве­ трами и морским духом. — Здравствуй, новая деревня,— сказал низкий и тонконогий, как гор­ ная кабарга, гиляк. — Здравствуй, друга,—ответил,- протягивая руку, Куров,— где охо­ тились? — У Де-Кастри. — Много набил? — Бил мало, сивуч хитрый стал, все равно, как купец: дешево посу­ лит— дорого купишь. Вот, смотри. Гиляк показал свежую развороченную рану на ладони. Рана гноилась, п. рука была багрово вздута. Рожнов свистнул. — Худо есть, пропадай рука, друга. Гиляк морщился, вздыхал и, помахивая больной рукой, рассказывал: —г Гарпун бросил, как топор в дерево. Крепко засел. А сивуч мало-ма- ло 20 пудов. Моя тащи, его тащи. Его шибко тащи, совсем моя бросай хочет. Макарка— гиляк, Васька Чомский, много моя тащил. Вытащили сивуча на лед. Зато веревка моя рука кушал. ' Долго гилик жаловался, просил водку у Курова и угощал всех крепким распаренным табаком.