Сибирские огни, 1925, № 1

— «На дворе, по траве, Хоть шаром покати»... Половина девятого. Сторож, заворачивая собачью ножку из «Едет, едет» —иронически осведомляется: — Не прикажут-ли лектор поднять занавес? — Н-нет, не прикажут, а вы мне лучше— бутылочку ситро и еще две лампы зажгите. — Нельзя-с, потому-с,— хе-хе— сбор... Сами знаете... Безногие минуты ползут... Уныло болтаются дырявые полотнища жалких декораций. Какой-либо местечковый идиот, быть может, Слезки»— Кандрашкин,— разыгрывает здесь Гамлета по Михайловскому: — Быть или не быть. С пальцем— девять, с огурцом— пятнадцать. И собирает полный сбор... А он... Приказчики совсем с ума сошли. К ним присоединилась дюжина гимназистов, и все ревут и топают в такт сапогами: — Врем-м-мя. Врем-м-мя. Врем-м-мя-чко... Не лекция—сеанс сокольской гимнастики. И как рит-ми-че-ски,— ха-ха-рит-ми... Поймал себя: тянет ошалелый пиво и указательным пальцем ди­ рижирует: — Вре-мямямя, вре-мя-чко... Фу, а в самом деле: уж девять часов. Читать иль отложить? Впрочем, зал как-будто начинает наполняться. Впорхнуло два де­ сятка гимназисток, засверкали белыми передниками, защебетали воробьями на вишневых, в цвету, кустах. Расселись лавочники, а их супружницы, треща накрахмаленными юбками, занимают каждая по два стула— ну, и се-да-ли-ща! Вбегает, запыхавшись, кассирша. Сияет, локоны крутятся спираль­ ками, еле переводит дух: — У кассы огромная очередь. Билетов не хватит. Я забыла: пятница. Еврейское местечко. Публика ужинала. Давайте звонок. Бегу, бегу, про­ стите, голу-у-у... Сторож Иван поспешно размазывает сапогом собачью ножку, дает звонок. У Михаила в глазах прыгают передники и гимназические фуражки. Кричит: — Дайте занавес! — Нельзя-с,— важно отзывается Иван,— потому, не позволено-с. Раньше трех звонков у нас не полагается. Вот балда! Но Михаилу весело. Разве радость в том, что заткнет пасть всех сторожей и «миражей» мира? Пришел народ, народ повалил— вот отчего звенит в ногах и подымается бурная волна крови к сердцу. Три звонка. Иван раздвигает занавес, проволока гудит, полотнище раскрывается до половины— и— задумчиво останавливается. Иван громко ругается: — Машина, значится— едять ее мухи— не действуеть... Гимназисты гогочут. Иван выбегает на сцену, героически тащит обе­ ими руками занавес к стене. Ему аплодируют. Иван откланивается, уходит.