Сибирские огни, 1925, № 1

В 8 часов вечера, 29 мая, Михаил сидел при опущенном занавесе за сценой, нервно покусывал усы и глотал дрянное пиво. Лекция явно провалилась. Городок заклеен афишами, за ним летят в вихрях пыли мальчишки, зысовывают языки, орут: -— Едет, едет на турке член центрального комитета, живой труп. Едет. Едет... С ним раскланиваются все барышни, фармацевты и приказчики го­ родка и все же... и все же к восьми часам вечера, в день лекции, билетов продано на 12 р. 30 коп. Еще хуже в соседнем местечке, где лекция назначена на завтра: там напоминают, что за театр «Мираж» причитается... Ох, много причи­ тается... Ядовито намекают, что билетов-то продано на семь рублей без малого (так и говорят, негодяи, «без малого»— и еще прихихикивают). Не­ терпеливо осведомляются: — Не находит-ли товарищ (с ударением) лектор, что нужно лекцию отменить? Нет, на находит, господин «Мираж», нет, не находит. И хоть бы вы лопнули, господин мираж,— не находит! Продаст сапоги, куртку, штаны и... ну, и полотенце, но читать будет, господин Мираж, хотя бы при пу­ стом театре и потушенных огнях, ежели вы боитесь доверить в долг две лампы с керосином. Плевать! Сидит на редиске с луком третий день, хозяйка «Версаля» намекает, сторож намекает, кассирша из народного дома намекает, типо­ графия намекает,— да хоть-бы весь мир намекал, да хоть-бы уличные фо­ нари на столбах, всезнающе подмигивали, хихикали и намекали,— не на- хо-дит и— все равно прочтет. И, наконец, нужно бросить к чертям этот придыхательный робкий голос, каким уговаривает всех этих лапацонов, нужно забыть эту дряблую вежливость подпольного поколенья,— да как крикнуть всем этим кассиршам, арендаторам, хозяйкам и сторожам, да так, чтоб у них сердце проскочило разом в толстую кишку: — Н-нет, н нет, н-н-не находит, к-к-ка-ша-ло-т-т-ты, н-нет, н-не от­ ложит —и конче-н-но. У него, кажется, разлитие желчи. И в этакой истерике читать?.. Да, да, будет читать, будет читать, и вот ему наппевать, даже з а ­ казал в буфете пива, а сейчас— на зло!— велит подать себе 25 штук па­ пирос... н-н-нет, полсотни... Н-н-н-нет, сотню папирос— и— чтобы— выс-ше-го сс-с-сорта «А», и гр-р-ранитные галеты, если возможно, чуть-чуть размяг­ чить в Ат-лан-ти-чес-ком о-ке-а-не, и— чтобы н-н-немед-ленно, слышите... Выглянул через дырочку в занавесе в зрительный зал. Так и есть: человек тридцать. Семь парней лихо лущат семячки, десять тюлевых девиц вслух жа­ леют, что не пошли в биоскоп— сегодня как раз дают «боевой боевик»— «Она страдала, она рыдала, она любила, она убила» и, наконец, туда две дамы входят на один билет. Дюжина приказчиков сосредоточенно топает нога­ ми и орет, точно их кто-то поджаривает на горчичном масле. — Время. Вре-мя. Вре-мя-чко!.. А в первом ряду какой-то студент в полном параде и даже с кор­ тиком, в пенснэ (и, должно быть, у канальи отличное зрение, а пенснэ носит так, для рифмы и для одоления местечковых модисток!), студент- остроумец, душа городка, напевает кольцовское: в*