Сибирские огни, 1925, № 1

предплечья в рукав. Звериная боль раздирала омерзением тело и понял, как в древности от горя иль гнева разрывали на себе одежды. Из президиума встал Артемий Осипович, немножко пьяный, и, по­ дойдя вплотную к Рябоволу, издрогшему в морозной своей решимости, брезгливо бросил тому в лицо: — И вы, чет-вер-ро-ног-гое х-хамье, еще воображаете себя сыном великого .народа, народа Толстого и Пушкина!.. Рябовол выпрямился и, положив холеную, мертвую руку на полотно экрана; запалом отчаяния выдохнул: — Наш великий народ— народ великих черносотенцев. Гоголь стоял за крепостное право, ненавидел жидов и стыдился, что он из хохлов; Пуш­ кин стоял за царя; за царя и за изгнание иноверцев были наши великие славянофилы: Аксаков, Хомяков, Самарин. Юдофобом и монархистом был Достоевский. Нововремекцем был Чехов и антисемитом, а Соловьев с ужа­ сом ждал желтой опасности панмонголизма. Все же остальное в р-русской культур-ге,— передразнил картаво,— сплошная ж-жид-дова. Зал разорвался гиком, свистом, грозными проклятиями, редкими апло­ дисментами. Сотни встали, потрясая палками и кулаками, и чей-то голос прорычал надсадно, разом покрывая все собрание: -- Д-да йте мне его, комар-р-рика! Мы й-его-о-о здесь расчекр-р-р- рыжим! Шар на плечах замотался, рука, мертво опав, открыла белый шелк подкладки, грохнули призмы и кубики Семушкины, и рот квадратный вы- ревел из самого живота: — Я п-по недор-разумению! Отпустите меня, то-ва-ри-щи! По-ом- ми-и-и!.. Артемий Осипович покрывает зал ударами огромного колокола, и, когда стихает, кричит фальцетом: — Кто смел ему аплодировать? Кто здесь ему сочувствует? Пусть эта п-падаль п-покажет нам свой п-пятачек!—Старик заикается в гневе, руки и ноги пляшут пуще обычного, а тряский помост грозит провалиться вместе с Курлыкой в публику. Из гущи студенческих мундиров кто-то трусливо, почти про себя: — Знаем, кому сочувствовать. Головы в гущу, но шептун пропадает в толпе. А над морем уж носится бронзовый Дахно: — Эт-тим г-господчикам—швырк рукой в экран,— неч-чего делать на этом собр-рании. Вон черносотенцев из организации! Вон резинщиков! И, чуть чуть присев на правое колено, опоясал себя широким взма­ хом руки. И пятьсот бухнули громовым: — В-в-вон, громилы, во-о-о-н! Рябовол вошел головой в экран, прикрыл глаза руками, как-бы ожи­ дая: вот-вот пятьсот кулаков о глаза его расплющатся. А Семушкин дико замахал разломаными рычагами рук, грузным к у ­ бом, осев на корточки, оглашал старенькое кино бычачьим рыком: — Поми-лу-у-у...— н-не буду-у-у... Вдруг на дощатый помост прыгнул студент с моноклем на цепочке и небрежно, чуть-чуть сюсюкая: Прошу, э-э э, к порядку! И заиграл лакированным носком под жарким электрическим рефлек­ тором. s«