Сибирские огни, 1925, № 1
Кучки сгрудились в черную массу,— и Матус, и Лена, и Михаил по няли, что они— рабы этого первого слова, властное слово безликого при каза смыло их серой волной людского прибоя, понесло по узеньким улич кам, по размытым мостовым— на Пушкинскую, в редакцию «Южных Но востей». Там уж топоталась огромная толпа,— не продраться, не протиснуться в крохотную комнату, сороками сидят на подоконниках, смущенно месят ступени, грузно сопят, толкая друг друга вперед, ждут. И когда шопот вырос в сумное клокотание и глухой рокот, когда безголосые, требуя голоса, готовы были крикнуть, разорвать душный т у ман молчания,— над толпой, на кресле, выплывшем на редакционный стол, уселся тумбовидный барин в сюртуке, весь в мягких складках тестовид ных щек, в мучнистой мякоти двойного подбородка, весь— розовое озеро серьезной лысины, и, над толпою помахивая пухлой ручкой, справа-на лево, из трубки губ посасывал веские тягучие слова: •— Сограждане! Мирно идите по домам. Власть Временного Коми тета... мда-а-с... Страна в верных руках, руководимая народными избран никами, даст отпор зарвавшемуся врагу. Сапог тевтона не растопчет грудь свободного народа. По-дроб-но-сти... мда-а... в экстренном бюллетене «Южных Новостей», который выйдет в свет чрез полтора часа. А за сим, сограждане, да здравствует свобода и победа! И пухлой ручкой, справа-налево, и грузной опарой, в сюртуке, едва приподнялся с кресла. А навстречу: светлые вздохи, неясные слезы, робкие крики, радостно расстегнутые рты. Люди расслабленно падали друг другу в об‘ятия. Мальчишки, взобравшись на перила, орали ретиво «ура». Старушка в малиновом салопе всхлипывала, припав к сюртуку редактора, и причи тала в голос: — Си-ро-то-о-очки, мои горькие. Ой-же, мамочки, царь от нас отка зался, сыночек царский отказался, князья отказались, никто за своих не признает. Ой-же, господи, ой-же, ро-ди-те-ли-и-и горемычные... И капали сразу мокрые глаза, и кривой старушечий клюв, и рас клеенные губы на пухлую руку редактора, смущенно бормотавшего: — Да успокойтесь, сударыня. Живые силы страны... Рабочие крестились, целовались, плакали. — Наконец-то... Солдат в разорванной шинели хмуро оглядел толпу, выругался звон ко, крикнул: — Теперь ш-шалишь, р-ракалия: покончим тую войну...— и вдруг поймал какого-то веснущатого студента и облобызал, оглашенно ухмы ляясь, золотые пуговицы форменного пальто... Люди подняли, наконец, глаза и в душу друг другу заглянули. И ах нули от новорожденной новизны невиданных лиц своих и улыбок. Пас хальный перезвон пошел в ушах, замазанные зипуны показались ослепи тельно шелковеющими одеждами, седой одноногий нищий с перевязанным глазом, Фомка, стал Матусу родным, самым любимым видением жизни, и обручами благостно раз'ятых рук оковал залатанного Фомку, притиснул в.угол, а тот тупо повторял: ■ — Да что вы, барин? Да что, голубчик?.. Т у т только Матус, опомнившись, понял, что захватил зубами край чахлой седенькой бородки стариковой и целует, и росит ее нивесть от куда брызнувшими слезами.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2