Сибирские огни, 1925, № 1

упругими, бурыми стволами пихт, проталкивались сквозь звонкий еловый мо­ лодняк, заметая пески снежные к невысоким хребтам. Работали попарно. В тайгу уходили недалеко, но в места глухие, где тихо, как в соборе, стояли лиственницы, взмыв к сизому куполу иглистые и мягкие кроны вершин. У Курова был спарщиком Рожнов. Лесину выбирали матерую, здоровую, в обхват, а то и больше. Рожнов, низенький, грузный, с трудом выбирая ноги из снега, как из густого сахарного месива, подходил к лесине, позванивая пилой, стучал колуном по корявой замшелой коре и говорил: — Андрей, здоровая, слышь— звонит. Куров, идя, чтоб не натружаться, как он говорил, по проложенному Рожновым следу, снимал с плеча березовую колотушку и кричал: — Табак смотри, а не звон слушай, курица! Табак искали вместе, заглядывая на вершину лесины, и иногда, совсем невьхоко над снегом, находили небольшой табачного цвета сучек или просто пятно. На крепком ядреном геле ствола, отлитого, как бы из матового сере­ бра, пятно эго казалось сухой язвой, глубокой и неизлечимой. — Видишь, шпунт, звенит, в голове у тебя звенит,— говорил обозленно Куров,— катись дальше. И уходили, ныряя в снегу, от дерева люди, оставив ему долгие буран­ ные дни и таежные ночи. Но часто табаку не находили. Тогда крякал колун', шипела и чирикала пила и заедались в мягкий, как бормотанье вод, таежный шум непривычные звуки. Куров часто с опаской поглядывал на вершину, когда ветер, зацепив­ шись случайно за лапистую макушку, кренил дерево, то зажимая, то отпу­ ская пилу. Тогда начинали пилить осторожно. Рожнов щурил глаза и, утаптывая на всякий случай одной ногой по­ дальше от себя хрусткий снежный наст, ругался: — Задавит еще стерва. Куров смеялся: — А ты смерти не бойся, а то как раз сцапает,— и вдруг кричал:— тащи пилу, валится. Отбегай, паря. Приходило смятение. Люди отскакивали. Соседние пихты и ели скри­ пуче напрягали свои мускулы, налитые соком и силой, упруго отбиваясь вер­ шинами от падающего грузного тела. Молодняк подминался, как солома, и в тайге рождался испуганный вздох. Ох, ох,- перекатывалось по вершинам, ползло по снегу и таяло где-то в далеких шумах. Часто издалека приходили и сюда такие же тяжкие и густые вздохи. Э ю Вятский повалил, говорил Куров, опуская с силой колотушку на колун, воткнутый в листвяную чурку. Колун за конец топорища держал Рожнов. Иногда колотушка в ударе захватывала топорище. Тогда Рожнов морщился, тряс руками, садился на снег и ругал Курова: — Дубина стоеросовая, бьет по топорищу, по голове-б себе вдарил. > меня еще, брат, руки не казенные и не артельные. Куров добродушничал. Ну, Коля, брось, потерпи, не умрешь, а умрешь— похороним в бочке, сделанной из этой самой клепки.