Сибирские огни, 1925, № 1
Когда уже успел этот Матус выбраться из своей собачьей конуры— угрюмый, хмурый дезертир,— и зачем прилез сюда со своей «революцией»? Что ему, несуразному, нужно так рано? Сонный, несвежий поднялся, и, пока открывал дверь, слышал возму щенный голос Лены: Я всегда говорила тебе: твой Леший (так называла Водяного) невыносим. Матусу не ждалось. Скорей-бы бабахнуть обухом радости, да погля деть глазами, пощупать, что-то там в душе у них от оглушительно-нового перевернулось. И даже тогда, когда Тропп, заспанный и недовольный, в комнатных туфлях, шлепал у самых дверей, дубина Водяного не унима лась, громя двери и окна. Ну, что орешь?— Это Михаил недобро-другу, загораживая собою двери. Ору, потому— царь на «Дне». Родзянко с Керенским и Милюко вым княжат и володеют нами и орут, пожалуй, хуже моего на балконе Таврического. Романовым— крышка, каюк. Finita la comedia... Ну-с?.. И упрямое, скуластое лицо-от уха до уха—в лукавой ухмылке, точно за это Матус собственной персоной сбросил царя на «Дно»; Сам-же водрузил Родзянку, да прибежал полюбоваться эффектом своей работы. И пока 1ропп стыл на пороге, разинутый и оглушенный, М^тус уж приказывал строго, непререкаемо: — Чего расставился? Одеваться! Немедленно! Бежим! —• Куда?.. Зачем?.. Ну, вот! А я почем знаю, куда и зачем? Там видно будет. Низ вергнем пристава, чго-ли, потребуем конституции или чорт знает чего от полицийместера, пошлем куда-нибудь телеграмму— «да здравствует и да погибнет»! Одним словом, вперед, вперед и тому подобное... А Лена где? Эй, Ленхен, ненавистная моя! «К тебе я, вольный сын эфира»... Да нельзя-же к ней, не одета она, говорят тебе, в кровати еще... Ну, вот, тут революция, а он— не одета. Да нынче, может, все одежды совлечь полагается. Угловатым движением отстранил 'Гроппа, ворвался к Лене, и, не взирая на крики ее и протесты, взлетел на подоконник,затряс над собою сосной, заорал, как-бы обращаясь к целому легиону: Господа... Или нет... Сограждане и, некоторым образом, милости вые государыни... Опять, верно, не так. Одним словом, сво-бо-да! Револю ция во все корки. Нытики, индивидуалисты, рыцари подполья, собачьих конур, кроты, дезертиры, самоубийцы и прочая столь-же почтенная пу блика. Царизм— не фатум, как возглашали они ,—ядовитый жест в сторону I роппа, а труха, р-раз и готово! Привет благородному животу Родзянки. — Не выходит!— хохочет Матус, соскакивая с подоконника,— Ну, куда нам, косноязыким и одиноким, с революционными речами. Как нажрешься Карлейля да Гартмана,—где уж тут до революции? — Несете вы какую-то околесицу. Откуда узнали, откуда сами выскочили? И уверена,—все это сплошное радио из пальца,—Это грудное контральто бормочет за ширмой. Что-о-о? Слу-ухи? О, женщины, о, змеи подколодные за ширмой! Во-от! И победно - на стол— свежий номер «Русского Слова». I ут I ропп вышел из столбняка, Лена прыгнула вместе с одеялом и кровати. Схватили газету, разорвали торопливо надвое и разом, захле
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2