Сибирские огни, 1925, № 1

С а м о с у д . Яков Браун. ' Подруге-жене Фанни Григорьевне Браун. I. Сегодня не может писать. Сегодня не может писать. Пусть роман останется незаконченным (недописана последняя глава, всего только последняя глава), пусть пропадет четырехлетняя бессонная работа, но—*— — Сегодня не может писать. Разве волнение подлинного вдохновения веет из сердца, знакомая радость, что больше жизни, что лучше ее? И почему ему скучно с собой, скучно с незаконченным романом, скучно дописывать неотступную боль ушедшего. И доколе умирать на­ стоящему за воплощением прошлого, доколе каждое движение души живой будет дозирать чернильное движение пера. А всему виной этот шумно сумбурный, неуклюжий Матус Водяной. Не успел еще Михаил глаз раскрыть, а Матус уж стучал чудацкой, суковатой палкой, огломаной, верно, от сосны, что у дороги, стучал в двери и окна, криком орущим глушил улицу: —* Вставай, брат,— революция! Вставай, подымайся, рабочий народ! Мишка! Брось свои канделясы и сказки выписывать! Сказка по улице по­ шла! Да вставай-же, чорт! Революция, говорят тебе! От редакции: Не касаясь художественной стороны печатаемой ниже повести, редакция считает не лишним предпослать ей несколько слов. Редакция рассматривает эту повесть, как в высшей степени интересный литературный документ, отображающий времена керенщины и дающий в фотографи­ ческих верных и жизненно-правдивых сценах и фактах тип лево-эсеровского «героя». Изображая своего «левого эсера»,как «героя», не убоявшегося даже смерти и погиб­ нувшего по повести от «самосуда», автор раскрывает перед нами подлинную сущность всего левого эсерства, его беспочвенность, трескучую «революционность» и ту напы­ щенную внешность, в которую, как в благородный плащ, облачались эти «революци­ онные рыцари без страха и упрека», не признанные эпохой, не признанные народом, а потому и отвергнутые им. Автор, конечно, готов упрекнуть «толпу» за то, что она не оценила и не при­ знала своего искреннего «героя», которого он не прочь характеризовать, как «страсто­ терпца», гибнущего от «самосуда». Автор назвал свою повесть «Самосуд». Мы бы считали более соответствующим назвать эту повесть не «Самосуд», а «Суд над собой», суд над лево-эсеровской организацией, тем более, что автор—актив­ ный некогда член эсеровской организации. Ему и книги в руки.