Сибирские огни, 1925, № 1

И кажется Родиону, что пелена спадает с его глаз, и он начинает понимать какую-то иную правду жизни, правду борьбы, с которой пришли скрывающиеся у него на заимке «странние» люди. Снизились туманы, небо, закутанное черной кошмой,-придвинулось к тайге. Две тревожные тени крадутся по задворкам— Родион и его сосед, мо­ лодой парень Павел. У обоих в руках берданы. В тишину ночи чуть слышно вплетается тихий шопот. Около ометов на гумне Родион говорит: — Ну, ты теперь, Павел, налево, а я направо. Там, на заимке встренемся. Тени расходятся, и ночь дружелюбно поглощает их мглой. Родион прокрадывается к избе Игошина. Прислушивается, не грозит- ли где предательская опасность. Везде тихо. Идет к сенцам и осторожно окликает с легким посвистыванием собаку: Норка! Норка!.. Мохнатая дворняга со свалявшеюся на боках шерстью и злыми вол­ чьими ушами бросается навстречу и рычит: — С-с... Hop-ка, свои!— манит Родион. Норка узнает его, обнюхивает, встряхивается, позевывает и отходит в сторону. Пружиня ногами, выгибает спину и приводит себя в порядок после сна. Родион ногтем пальца тихо стучит в дворное окно. Но скоро скрипит дверь, знакомый голос дребезжит: — Ты, Родивон?.. — Я— есть! В избе не спят. Пахнет шаньгами и маслом. Игошин сидит на скамье, русая борода горбушкой хлеба положена на грудь. Рядом с ним— племянник, пришедший из другого конца села, с узелком в руках. — Чё замешкались?— поздравствовавшись со всеми, спрашивает Родион. — Поспе-ешь, ночь-ат длинна... Дай проститься!..— откликается бабка. О-ох, ввязались в лиху беду,— головушку не сносить... -— Коней перегнали?— не обращая внимания на скулящую старуху, спра­ шивает Родион. — Еще даве спроворили!— отвечает Игошин. — Вот это ладно!.. Ну, живей в дорогу... Не вой, бабка! Из японского зверья шкурок в гостинец принесем!.. Где это видно, чтобы ночью кто ходил по тайге?. И днем-то в пихта­ чах да ельниках, по падям и распадкам, среди сопочных гривок да ущелий, по мочагам и желтым ключам, в буреломах, богульниках и колючей чаще легко заплутаться. А вот Родион и его товарищ не боятся, что зря забредут, или шайтаны напугают, а не то зверь наскочит. Втроем отмахивают по знакомым хоженым местам. Сперва— по лощинке, потом— по ключу и опять лощинкой, а там и Родионова заимка. Играет боевым огнем таежное охотницкое сердце. Громко гуторят, смеются: никто, кроме тайги, не услышит. Разбужена тайга... Трещит буреломник под ногами. Вверху с шумом махнула птица, обломала и осыпала крыльями сухие ветки. И внизу какая- то зверюга отозвалась, шарахнулась в сторону. Загудели сосны.