Сибирские огни, 1925, № 1

Литературные течения современно­ сти. Вал. Правдухин. Самые самоуверенные люди— это, конечно, профессора литературы. Но читателю мало импонирует их непреложный тон: они самоуверенны всегда задним числом. С решительностью хирурга делят они литературу на школы и направления. Но вы заметили, что в данном случае они неизбежно копируют того чеховского героя, который говорит самые непреложные исти­ ны, вроде— «Вчера шел сильный снег», или— «На вас сегодня новые резиновые галоши». Так и профессора говорят исключительно о литературных течениях прошлых веков. Профессор, как филин, боится света сегодняшнего дня и всегда определяет погоду по прошлогоднему снегу. Литературный критик вынужден эти течения выискивать, создавать на фоне настоящего дня. И отсюда, чаще всего, современные литературные шко­ лы и существуют, главным образом, в критике и публицистике, а также в декларациях озорных и неудачливых стихотворцев. Здесь они выступают с назойливой отчетливостью. Но горе тому, кто поверил бы последним на-слово, не взяв на себя труда суб’ективно-эмоциональной проверки. Он неизбежно очутился бы в положении Дон-Кихота, которому никогда не суждено было бы сыскать своей Дульцинеи. Он обречен был бы заниматься изучением лите­ ратурных деклараций, а не самой литературы. В настоящий момент и у нас не мало литературных направлений. Есть напостовцы, есть пролеткультовцы, есть формалисты, рассказывают, что сохранились даже футуристы. Многими использывается, как особое литера­ турное течение, и то, что пишут о литературе А. Воронский и Л. Троцкий. Мало того, многие писатели хотят самих себя целиком и безвозвратно при­ числить к одному из перечисленных литературных орденов. Мы полагаем, что это делается слишком поспешно. До нормальных родов у нас в литературе еще далеко. И едва ли та социальная эстетика, ко­ торая у нас, конечно, будет, оправдает это механически-поверхностное «кесарево сечение» на первых месяцах нашего литературного обсеменения. Во всяком случае, все это очень мало помогает уяснению действительных линий грядущего роста литературы. Так когда-то Островский, литературно и социально вполне законченная фигура, тщился остаться для истории цель­ ным славянофилом. Однако, Россия восприняла его по Добролюбову, а не по Ап. Григорьеву. То же самое было и с Гоголем.