Сибирские огни, 1925, № 1
Родионова заимка. Ал. Богданов. Родион вот уже несколько дней на заимке. Изба слажена на славу. Как художник, любовно выполнивший задуманную работу, не нарадуется он на создание рук своих: позванивает топориком, пробует, крепко ли в па зах—-ковыряет ногтем конопатку, сухой олений мох... — Эх, и важнецкая-ж изба! Сегодня он застеклил рамы. А над окнами даже наличники вывел и покрасил. По правде говоря, ни к чему на заимке наличники— медведям нешто на них глазеть— да уж, видно, ничего не поделаешь. Бродил летось Родион по тайге, нашел у подножья Сайган-горы краску-камень— захватил кусок с собой на случай. А теперь вот и пригодилось. Не будь краски, по жалуй, и наличников бы не затеял! У крыльца балясины и стружки. Родион сперва складывает под навес балясины, потом охапкой сносит стружки. Мохноногий меренок при прибли жении хозяина отрывается от кормушки, косит и пучит глаз, словно с уди влением спрашивает: — От-то чудачина человек! Давно бы пора ехать, а он все шала- мутится! С угора вся лощина— как на ладони. Целина— для пашни, покос по пе релеску, мочежинник, падь... Приволье! И кругом— куда ни посмотришь— тайга. Уже осень, сухая, солнечная приморская осень. Не хочет умирать, раз украсилась тайга. Красными бусинами рассыпались по вязам и орешникам рябины. Багрецом брызжет дикий виноград. Зубчатыми уступами грудятся кверху сосны и пихты. А надо всем— золотой кованый солнечный звон. Перед вечером туман перепояшет ближние горы белым каемчатым опоясьем. Словно в гагачьем пуху взмывают горы в небо, гряда за грядой. Совсем вдали, даже и не разберешь, горы это— или облачка. И пройти туда невозможно; а вот он, Родион, по звериным тропам, да по варнацким ухожьям, побывал. Родион костистой крепкой грудью вдыхает ядреный осенний воздух, пьет таежную силу. Отмеривает хозяйственным глазом в просторах. В го лове сладко плывут деловитые думы: — Вот близ пади пчельник поставлю... Место баское! Лё г для пчелы к ручью близко, и мшаник есть где поставить.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2